Боунз выздоровел окончательно. Спустя два дня заболел и улёгся на пол другой пони, но вскоре и он пришёл в себя.

Основная причина этих болезней так и не была выявлена.

Некоторые из нас видели её в плохой вентиляции, и действительно — оба переболевших пони помещались рядом с ворваньевой печью; так это или нет — не знаю, но на всякий случай мы поставили большой вентилятор, обеспечивший приток свежего воздуха. Другие усматривали главное зло в недостатке воды — животные, мол, не в состоянии съесть столько снега, сколько они выпили бы воды. Мы заменили снег водой.

Кроме того, увеличили выдачу соли. Но какова бы ни была первопричина болей, они более не повторялись, и до начала санных походов лошади не болели.

Всем лошадям выводили глистов. У всех нашли вшей.

Длительное время их истребляли протиранием смесью воды с табаком. Отс, знаю, сожалел, что — в начале зимы не постриг пони — тогда их шкура покрылась бы новым, более густым, волосом.

Рассказ о наших лошадях не будет полным, если я не скажу о русском конюхе, Антоне. Он был невелик ростом, но необыкновенно силён, объём его груди составлял около 40 дюймов.

Насколько я помню, Антон и каюр Дмитрий, тоже русский, были наняты первоначально для присмотра за нашими животными только на пути из Сибири в Новую Зеландию.

Но они так хорошо себя проявили и приносили такую пользу, что их с радостью зачислили в береговую партию. Боюсь, что если не оба, то, во всяком случае, Антон плохо себе представлял, что его ожидает. Когда «Терра-Нова» приблизилась к мысу Крозир и впереди выросли две гигантские вершины острова Росса и барьерный утёс, сплошной стеной уходивший на востоке за линию горизонта, он решил, что это и есть Южный полюс, и обрадовался чрезвычайно. Когда же с наступлением зимы на землю опустилась тьма, этот явно неестественный порядок вещей вызвал в его суеверном уме серьёзную тревогу. Перед нашим домом, там, где морской лёд соединяется с сушей, находилась, как и должно быть, приливно-отливная трещина. Иногда в ней проступала вода, и, видя танцующие над морем фосфоресцирующие огоньки, Антон был уверен, что это нечистая сила. Он принёс ей искупительную жертву: высыпал в море самое заветное своё богатство — несколько припрятанных сигарет. Он, естественно, всё время вспоминал свой уютный дом в Сибири, одноногую женщину, на которой собирался жениться, и ужасно расстроился, узнав, что нам предстоит ещё целый год провести на Юге. Тогда он спросил у Отса: «Если я в конце года уйду, капитан Скотт лишит меня наследства?». Он не знал английского и, чтобы выразить свою мысль, несколько дней спрашивал всех: «Как это называется, если отец умирает и ничего не оставляет своему сыну?». Бедный Антон!