«Перед нами встал ещё один вал сжатия, а сколько таких за ним — мы не знали. Положение наше было аховое. Но тут Билл опять надел на себя длинную постромку, и мы благополучно спустились со злосчастного вала. Все согласились с тем, что идти за лидером на длинной постромке весьма целесообразно. С этого момента удача повернулась к нам лицом, и всё до самого конца шло благополучно. Спустившись на морской лёд, мы через несколько дней вернулись домой, причём вдали всё время маячил мыс Хат, а главное — мы шли при свете дня.

Мне всегда казалось, что длинная цепь событий была следствием редкостного стечения обстоятельств и потому на какой-то стадии они были нам совершенно не подвластны. Когда на пути к мысу Крозир из-за туч внезапно вышла луна и осветила огромную трещину, без труда поглотившую бы нас вместе с санями, я счёл это добрым предзнаменованием — значит, нам в этом походе не суждено погибнуть. Когда мы лишились палатки и, почти не надеясь на то, что когда-нибудь сможем её найти, пережидали пургу, лёжа в спальных мешках, я понимал, что нам предстоит долгая борьба с холодом, в которой мы не можем победить. Не могу описать чувство бессилия, владевшее мной, ибо я был уверен, что ничто нас не спасёт, и тем не менее после ряда ужасных испытаний нам было дано с честью из них выйти. На обратном пути у меня было предчувствие, что теперь дела пойдут на лад, а в тот день, когда Бёрди провалился в трещину, я с утра, можно сказать, знал, что нам суждено пережить ещё одну неприятность, а потом всё повернётся к лучшему.

Двигаясь по дну ложбины, мы всё время обходили ледяные валы сжатия и весь день то поднимались, то опускались, но трещин больше не встречали. До конца похода мы вообще уже не имели дела ни с трещинами, ни с валами сжатия. Насколько я припоминаю, именно в этот день с мыса Крозир на Барьер распространилось замечательное сияние. Оно начиналось с самого яркого, какой только можно вообразить, розового цвета у основания, выше переливалось всеми оттенками красного и переходило в светло-зелёный, а тот уже — в тёмную синеву неба. Такого яркого красного цвета на небе я никогда прежде не видел»[164].

Ночью было -49° [-45 °C], а рано утром при выходе со стоянки -47° [-44 °C]. К полудню мы поднялись на мыс Террор, и вскоре нам открылся Эребус. Это был первый по-настоящему светлый день, хотя оставался ещё целый месяц до появления солнца из-за горизонта. Не могу передать, какое облегчение принёс нам дневной свет. Мы пересекли мыс по более широкой дуге, чем на пути туда, и оставили внутри неё все те хребты, на которых тогда три дня бедовали в пургу.