«Собаки в превосходной форме, они мигом домчат Мирза и Дмитрия обратно. Я полагаю, что они смогут делать до 30 миль в день и почти к Рождеству будут дома».

Но когда мы возвратились в хижину, Мирз рассказал, что возвращение далось собакам нелегко. Сейчас, однако,

«они в мгновение ока сорвались с места и во весь опор помчались по проложенной колее. Видеть я их не мог (из-за снежной слепоты), но слышал знакомые команды; последние животные покинули нас»[213].

«они в мгновение ока сорвались с места и во весь опор помчались по проложенной колее. Видеть я их не мог (из-за снежной слепоты), но слышал знакомые команды; последние животные покинули нас»[213].

Мало нам было — так в последующие четыре дня снежная слепота^{123} поразила половину наших людей. Когда мы достигли Бирдмора, Боуэрс записал в дневнике:

«Боюсь, я дорого заплачу за то, что вчера вёл пони без защитных очков. Правый глаз у меня совсем закрылся, а левый довольно сильно распух. Если это снежная слепота, то она продержится дня три-четыре. Боюсь, на сей раз я попался. Мне больно смотреть на бумагу, глаза жжёт, словно кто-то насыпал в них песку».

«Боюсь, я дорого заплачу за то, что вчера вёл пони без защитных очков. Правый глаз у меня совсем закрылся, а левый довольно сильно распух. Если это снежная слепота, то она продержится дня три-четыре. Боюсь, на сей раз я попался. Мне больно смотреть на бумагу, глаза жжёт, словно кто-то насыпал в них песку».

И далее:

«Четыре дня не вёл дневник: адски болели глаза, а спина разламывалась от тяжелейшей работы — такой мне ещё не доводилось выполнять… Я слеп, как летучая мышь, Кэохэйн, из моей упряжки, тоже. Рядом со мной идёт Черри; Крин и Кэохэйн — позади. Я залепил очки пластырем, чтобы защититься от света, только в центре оставил маленькое отверстие, сквозь которое вижу лишь кончики моих лыж. Но из-за испарений очки беспрестанно запотевают, из глаз текут слёзы, вытереть их на ходу я не могу — обе руки заняты лыжными палками; сани же нагружены так тяжело (на них теперь лежит поклажа, которую везли собаки), что останавливаются, стоит хотя бы одному чуточку ослабить усилия. Нам удавалось продвигаться лишь небольшими пробежками в несколько сот ярдов, после чего сани зарывались в снег так глубоко, что превращались как бы в плуг. Между тем, труднее всего даже не идти, а сдвигаться с места — чтобы сани тронулись, приходится дёргать их изо всех сил раз десять, а то и пятнадцать»[214].

«Четыре дня не вёл дневник: адски болели глаза, а спина разламывалась от тяжелейшей работы — такой мне ещё не доводилось выполнять… Я слеп, как летучая мышь, Кэохэйн, из моей упряжки, тоже. Рядом со мной идёт Черри; Крин и Кэохэйн — позади. Я залепил очки пластырем, чтобы защититься от света, только в центре оставил маленькое отверстие, сквозь которое вижу лишь кончики моих лыж.