Светлый фон

Корабль сделает ещё одну попытку на обратном пути, направляясь в Новую Зеландию. Эвансу лучше, он едет домой.

В хижине на мысе Хат нас собралось четверо, от наших товарищей на мысе Эванс мы отрезаны до тех пор, пока не замёрзнет залив: подножие креста Винса омывают морские волны.

Мы гнали от себя беспокойные мысли о полюсной партии, но на всякий случай стали готовиться к следующему санному походу. Без собак — они были вымотаны до предела.

Мулы и свежие собачьи упряжки находились на мысе Эванс.

«Если полюсная партия не вернётся, дня через четыре-пять Аткинсон хочет попытаться пойти с санями им на помощь. Я согласен с ним, что идти сейчас в западном направлении навстречу Кемпбеллу неразумно: мы можем взять севернее, а они в это самое время — южнее, отправлять же по свежему морскому льду одновременно две партии — значит рисковать вдвойне»[250].

«Если полюсная партия не вернётся, дня через четыре-пять Аткинсон хочет попытаться пойти с санями им на помощь. Я согласен с ним, что идти сейчас в западном направлении навстречу Кемпбеллу неразумно: мы можем взять севернее, а они в это самое время — южнее, отправлять же по свежему морскому льду одновременно две партии — значит рисковать вдвойне»[250].

«17 марта{158}. Днём пурга, но ветер всего лишь 5–6 баллов. Думаю, это не мешает им идти по Барьеру. Аткинсон предполагает выйти 22-го; по-моему, надо им положить три недели и четыре дня на прохождение ледника, десять дней — на задержки из-за погоды, итого они могут прийти, живые и невредимые, через пять недель после второй возвращающейся партии, то есть 26 марта{159}. Мы, конечно, беспокоимся, но, мне кажется, пока нет особых причин для тревоги, они вполне могли задержаться даже при нормальном ходе событий. К тому же, если выйти им навстречу, встретиться можно только в десяти милях к югу от Углового лагеря. Дальше что мы ни сделай — пользы от этого чуть, потому что нет точного маршрута. Сдаётся мне, что целесообразнее выступить 27 марта; тогда у нас наибольшие шансы встретить их на этой части маршрута, если они по какой-либо причине нуждаются в помощи. Я изложил свои соображения Аткинсону, но готов подчиниться любому его решению. Чувствую себя очень усталым и по мере возможности отдыхаю. В таком состоянии, как сейчас, я вряд ли осилю поход, который, по всей видимости, будет тяжёлым. Пока что, по-моему, нет серьёзных оснований для тревоги. 18 и 19 марта. Полюсная партия ещё не может быть здесь, но тем не менее мы очень обеспокоены. Я измождён гораздо больше, чем предполагал вначале. Боюсь, нет полной уверенности в том, что к моменту выхода санной партии я оправлюсь настолько, что смогу в ней участвовать, хотя сегодня мне лучше и я даже вышел ненадолго подышать свежим воздухом. Стараюсь как можно больше отдыхать. 20 марта. Ночью сильная пурга, ветер 9 баллов, снегопад. Двери и окна замело, утром мы с трудом выбрались из дома; масса снега забилась и внутрь хижины; я чувствовал себя отвратительно и подумал, что, может, мне станет лучше, если я выйду наружу и расчищу снег у двери и окон. Так я и сделал, но когда возвращался, сильный порыв ветра понёс меня мимо выходившего в этот момент Аткинсона. Я почувствовал, что теряю сознание, но всё же успел навалиться всей тяжестью на дверь и войти внутрь. Что было дальше — не помню, пришёл я в себя уже лёжа на полу, за дверью, с порванными при падении сухожилиями на правой руке»[251].