«10 марта. Довольно морозная ночь: в 8 часов утра, когда мы вылезли из палаток, — 33° [-36 °C]. Собирать вещи и приводить в порядок собак после шести дней отдыха — адски холодно; выступили при -30° [-34 °C] и встречном ветре. Собаки совсем осатанели — ощетинились, вид безумный. Упряжка Дмитрия снесла мой одометр, и он остался лежать на снегу в миле от склада Одной тонны. Нам оставалось только отчаянно цепляться за сани и предоставить собак самим себе: повернуть их назад, вправо или влево, править ими — никакой возможности. Дмитрий сломал об их спины свой шест, но толку никакого; мои псы умудрялись на ходу драться; нога у меня попала под шест, а тот зажался в упряжном кольце и высвободился не сразу; несколько раз я чудом удерживался на санях; так продолжалось шесть или семь миль, затем собаки немного успокоились»[248].

Наш единственный теперь одометр давал ненадёжные показания, но, судя по старым стоянкам и следам от полозьев, оставленным на пути туда (а мы старались держаться их, так как небо затянуло, лёг туман), мы сделали за день прекрасный переход — 23 или 24 мили (уставные). Когда ставили лагерь, температура была всего лишь -14° [-25,5 °C].

Ночью, однако, сильно похолодало, а когда мы проснулись, видимость была настолько плохая, что я решил выжидать.

В 2 часа дня 11 марта показался клочок голубого неба, и мы решили идти, ориентируясь по нему; вскоре замело, правда не очень сильно, и мы остановились, проделав, по моим расчётам, восемь миль по курсу, который определяли по направлению ветра; я держал так, чтобы он дул мне в ухо. И всё же большую часть времени мы, кажется, описывали круги. Ночью сильно дуло, было очень холодно, и 12 марта утром выступили при сильной метели и температуре -33° [-36 °C]; но постепенно мороз смягчился, в 10 часов утра Дмитрий сообщил мне, что видит мыс Блафф, мы шли по направлению к коренным породам и оказались в зоне сжатия. Это меня удивило, но позднее, когда просветлело, я убедился, что мы идём правильно, хотя Дмитрий всё первую половину дня твердил, что я слишком отклоняюсь на восток. Несмотря на позёмку и температуру -28° [-33 °C], мы сделали в этот день миль двадцать пять — тридцать.

Теперь я уже очень беспокоился и опасался за Дмитрия.

Ему, по-моему, становилось всё хуже, он прямо на глазах терял силы. На следующий день дул встречный ветер при температуре -30° [-34 °C] и сидеть на санях и здоровому-то было холодно. Вышли в ясную погоду, было видно, что мы далеко отклонились от курса, но почти сразу затуманило. Мы хорошо продвинулись к скалам, прошли много, но из-за плохой погоды в последние дни и из-за отсутствия одометра у меня к моменту остановки было весьма смутное представление о том, где мы находимся, ведь некоторое время мы ориентировались только по слабым просветам солнца, пробивавшимся сквозь мглу. Когда мы уже натянули палатку, Дмитрий вдруг показал на тёмное пятно, раскачивающееся из стороны в сторону: мы решили, что это может быть флаг над поломанным мотором близ Углового лагеря, хотя, как мне казалось, он должен был находиться в 10–15 милях от нас. Обрадованные, мы было решили запаковаться и пойти к флагу, но передумали и остались на месте.