Другая редакторская стратегия состояла в деконтекстуализации событий. Она давала возможность отсечь детали, погружающие читателя / слушателя в особенности повседневности, мотиваций и пр. Тем самым обеспечивалась однозначность происходящего. Например, нахтигалевец Г. И. Мельник в январе свидетельствовал: «Весной 1939 года, после окончания школы официантов во Львове, я не мог найти работу и уехал в Краков, где меня застала война и оккупация Польши гитлеровской Германией. В Кракове я работал официантом в одном из казино. В начале 1940 года среди украинцев, находящихся в Кракове, начались разговоры о том, что вскоре, возможно, будет война с Советским Союзом и всем украинцам необходимо организоваться». В марте этот фрагмент был переработан следующим образом: «С весны 1939 года я проживал в г. Кракове и там же в начале 1940 года был вовлечен в организацию украинских буржуазных националистов». Точно так же в январе 1960 г., рассказывая о Львове, этот свидетель вполне откровенно говорил следователю: «Когда выяснилось, что Львов занят передовыми немецкими частями, был отдан приказ нашему батальону войти во Львов в строевом порядке с песнями на украинском языке. В этих песнях были слова: “смерть, смерть, ляхам смерть, смерть московско-жидовской коммуне, нас до бою ОУН нас веде”». Публикация антисоветских лозунгов, в целом известных пережившим оккупацию, была признана ненужной, а потому эта фраза во 2-й редакции приобрела более обтекаемый вид: «Утром 30 июня 1941 года мы вступили в г. Львов и, проходя по улицам, по приказанию командования распевали песни, в том числе и погромную песню, призывавшую к уничтожениям коммунистов, поляков и евреев». Был опущен практически полностью конец показаний Г. И. Мельника, в котором он сообщал, что в августе батальон вывели с фронта и затем разоружили (заменено расплывчатой фразой: «Из Юзвина батальон был отправлен в Германию»; см. документы 1.2.1.1 и 1.2.1.2). Из этого же свидетельств исчезло и то обстоятельство, что расстрелянная у Стрыйских казарм девушка работала прислугой у немцев.

В публичном пространстве раскрываемая история должна была предстать в качестве преступлений против советского народа и различных национальных групп, преступлений, организованных Т. Оберлендером и исполненных немцами при поддержке коллаборационистов из числа украинских и кавказских националистов. Потому из показаний устранялось то, что портило этот баланс. Так, из изначального свидетельства А. М. Хаммершмидта не осталось ничего о неприятии некоторыми немцами преступлений против мирного населения. В других случаях размывался масштаб деятельности украинских националистов. Например, из показаний Г. И. Мельника и Я. И. Шпиталя убрали все, что могло навести на мысль о значительности поддержки ОУН.