Визит Никсона закончился так же, как и начался. Накануне его отъезда американский корреспондент, сопровождавший президента, увидел, как одна русская пара подошла к человеку в штатском, сотруднику органов госбезопасности, стоявшему у Боровицких ворот Кремля, и спросила, когда Кремль будет снова открыт для посетителей.

— Не знаю, — резко ответил охранник.

— Мы приехали из Ленинграда, — объяснили они. — Мы хотим так изменить планы своего пребывания в Москве, чтобы у нас осталось время посетить Кремль. Вы можете сказать, когда уезжает американская делегация?

Но в ответ они услышали лишь бесстрастное непреклонное «нет». Американский корреспондент, стоявший неподалеку, подошел к русским и сообщил им то, что было известно всем читателям на Западе, — что Никсон и его свита уезжают на следующий день. «Вероятно, Кремль откроют после их отъезда», — сказал он.

Этот маленький, но типичный эпизод говорит о многом. Очень часто, когда советский аппарат ограничивает количество информации, доступной простому гражданину, — будь то карты города, телефонные справочники, рекламные объявления, такие сведения об открытии Кремля, которыми интересовалась ленинградская пара, или какие-либо другие обычные сведения, касающиеся повседневной жизни и воспринимаемые на Западе как нечто само собой разумеющееся — это не имеет сколько-нибудь серьезных политических оснований. Власти поступают так только из чистого садизма или из укоренившегося в них высокомерного, презрительного отношения к «маленькому человеку». «Интурист», например, сообщал по телефону расписание поездов и самолетов, но упорно отказывался ответить, можно ли получить на них билеты. Об этом можно было узнать только лично (и только после настоятельных требований о выдаче разрешений на поездку). Но русские говорили мне, что им приходится терпеть гораздо более грубое обращение на вокзалах, в билетных кассах и магазинах. «Я никогда не справляюсь по телефону, что имеется в продаже, — говорила одна домашняя хозяйка. — Это безнадежно». Единственный выход — идти в магазин и стоять в очереди. Что касается Аэрофлота, то у него, казалось, есть свои неписаные, а может быть, где-то и записанные законы не сообщать об опозданиях в прибытии и вылете самолетов — факт немаловажный, если учесть, что Аэрофлот работает настолько нечетко, что вероятность задержек и опозданий, по-видимому, превышает 50 %. Тем не менее, одетая в синюю форму армия работников аэропортов — будь то начальственные средних лет матроны или молодые полногрудые блондинки — отказывается сообщить что-либо, кроме времени, указанного в расписании. Такая политика замалчивания информации приводит, должно быть, к огромной потере времени в общегосударственном масштабе. Я сам провел почти 17 часов на одном из транзитных пунктов и знал людей, которые в течение 24 или даже 36 часов были прикованы к аэропорту в ожидании самолета. Фактически, в какой-бы город я ни попадал, советские аэропорты кишели замученными, устало пристроившимися где попало людьми, которые ни на минуту не могли отлучиться со своей утомительной вахты, потому что служащие аэропорта отказывались сообщить им предполагаемое время вылета.