Такая градация, информации в системе ТАСС — лишь часть обширной иерархии специальных изданий для советских граждан, облеченных разными степенями доверия и ответственности. Для пропагандистов-агитаторов партийная печать издает еженедельник «Атлас», более подробно освещающий текущие события, чем большинство советских газет. Такая же система принята и в других организациях, хотя они неохотно признают существование специальных изданий. Джон Шоу, корреспондент журнала «Тайм», рассказывал мне, что перед приездом Никсона в Москву в июне 1974 г. он однажды присутствовал на какой-то публичной лекции и заметил, что одна молодая женщина, сидящая рядом с ним, по-видимому, профсоюзный работник, читала статью под заглавием «Что такое импичмент?» Это поразило Шоу, потому что до сих пор в советской прессе столь прямо этот вопрос не рассматривался. Шоу попросил разрешение взглянуть на журнал. Статья оказалась переводом из какого-то восточно-германского издания и там просто объяснялось, что такое импичмент и его механика. Тем не менее в оценке слабости позиции Никсона эта статья превзошла все другие обычные советские публикации. Записывая название статьи и телефон редакции профсоюзного журнала — внутреннего профсоюзного печатного органа, — Шоу заметил, что тираж этого издания очень мал — всего 2 тыс. экземпляров: по-видимому, он предназначался лишь для руководящих работников и активистов. На следующий день Шоу попросил своего переводчика позвонить в редакцию и попросить один экземпляр этого издания. Но редактор не только отказался дать журнал, но и категорически заявил, что такого издания вообще не существует, несмотря на заявления Шоу о том, что он сам читал его.

Аналогичное явление, жизненно необходимое для функционирования советской системы, — иерархия закрытых лекций. Они устраиваются для партгрупп министерств, редакций, научно-исследовательских институтов и для всякого рода специальных групп. Один бывший партийный лектор, эмоциональный молодой человек, разочаровавшийся в своей вере из-за привилегий и цинизма партийной верхушки, рассказал мне, что целью подобных лекций было более откровенное разъяснение политики партии, провоцирование кампаний против таких диссидентов, как Солженицын и Сахаров, в случаях, когда власти хотят избежать публичных выступлений, вызывающих резкую ответную реакцию западного мира. Обсуждаются и интерпретируются также такие неблагоприятные явления, как плохой урожай, катастрофы на промышленных предприятиях, должностные перемещения в руководящих органах партии и правительства, либо высказываются предостережения, вроде вызванных появлением осенью 1974 г. на улицах Москвы убийцы — этого русского Джека Потрошителя. Откровенность и количество информации, по словам молодого человека, строго регулировались в зависимости от ранга и политической благонадежности аудитории. Выступая с лекциями на закрытых партийных собраниях, рассказывал он, «мы, пропагандисты, обязаны были отвечать только на «правильные» вопросы аудитории. Информация, которую нам разрешалось оглашать, касалась того, что у нас с урожаем, сколько зерна закуплено за границей, сколько заплатили за него золотом или сколько стоит наша помощь Вьетнаму, кстати, она стоила нам 2 млн. рублей (2,67 млн. долларов) в день. Но были вопросы, которые мы оставляли без ответа, независимо от того, кто их задавал. На вопрос, что стало с человеком, который стрелял в Брежнева, мы не отвечали, так же, как не отвечали и на вопрос, когда правительство отменит то временное повышение цен, которое было введено при Хрущеве в 1962 г.» Перед тем, как отправиться с выездными лекциями, этот пропагандист проходил инструктаж о том, какую информацию и каким категориям населения он вправе сообщать: наиболее подробную — областным и районным партийным руководителям, наименее подробную — рядовым служащим. Но на всех уровнях ему удалось заметить одну общую особенность: каждый присутствовавший на таких закрытых лекциях чувствовал себя приобщенным к секретам, облеченным доверием и поэтому преисполненным чувством долга.