Среди тех, кому побывать за границей не удалось, я чувствовал ненасытную жажду услышать о Западе от человека, живущего там. Интерес русских к Америке, например, намного превосходит интерес американцев к России, и отношение советских людей к этой стране представляет собой какую-то шизофреническую смесь любви и ненависти. Америка является для них одновременно соперником и образцом, единственной страной, с которой они вынуждены состязаться, единственным стоящим стандартом в мире. Они могут беспощадно ругать ее как грубую, загребающую деньги страну неприкрытого материализма, лишенную моральных ценностей или гражданской ответственности, но многие, особенно городская интеллигенция, с восторгом говорят об американской технологии, уровне производительности, комфорте, словом о недостижимой для России модерности американской жизни.

Мне неоднократно приходилось наблюдать, как русские мгновенно переходят при разговоре об Америке от одобрения к осуждению. В Братске я провел вечер в обществе Евгения Верещагина, скромного, подтянутого, боевого комсомольского руководителя, который рассказывал мне о своем посещении Америки в 1961 г. На него произвели большое впечатление автомобильные дороги страны, ее материальное благосостояние и теплое, дружеское отношение большинства людей. Однако воспоминания о теплых сердечных встречах с американскими летчиками, которых он знал во время войны, чередовались в его рассказе с осуждением капитализма, цинизма американских бизнесменов, намеренно выпускающих морально устарелые из-делил, и глупости американских рабочих, относящих себя к среднему классу, а не к пролетариату. Он поднял было тост за то, чтобы между Америкой и СССР никогда не было войны и чтобы наши дети никогда не воевали, но тут же поддел меня, заявив, что мои дети будут жить при коммунизме.

Верещагин не является типичным примером, поскольку он видел Запад собственными глазами. Неведение же большинства русских относительно действительных условий жизни Запада породило либо преувеличенное восхищение этой жизнью (как правило, среди интеллектуалов), либо обескураживающее, отдающее ограниченностью, чувство превосходства советской России (среди более простых людей).

Русские интеллектуалы всегда были чувствительны к провинциализму своего народа и всегда были склонны шутить на этот счет. Я несколько раз слышал старый анекдот о еврее из Жмеринки, встретившем своего приятеля в новом хорошо сшитом костюме. Он спросил, откуда такой костюм, и тот ответил, что из Парижа. Еврей осведомился, далеко ли от Парижа до Жмеринки и, узнав, что около 2400 километров, удивился: «Подумать только, так далеко от Жмеринки, а умеют так хорошо шить». Мне неоднократно самому приходилось слышать высказывания, напоминающие этот старый анекдот. Как-то, будучи в Бухаре, древнем центре мусульманской культуры, я зашел в маленькую слесарную мастерскую. Двое рабочих, угадав во мне иностранца, начали расспрашивать меня об Америке. Вопросы были обычные — о зарплате, ценах, автомобилях и т. п., но в заключение один из них ответил на мой рассказ традиционным возражением о существовании безработицы в Америке и отсутствии бесплатного образования; особенно он упирал на то, что советский рубль стоит больше, чем доллар.