Генерал майор Римль».

Но не только русские военнопленные становились во Львове объектами мести. Уже в первые дни после возвращения австрийцев очень многие жители, которые с энтузиазмом приветствовали входившие в город австрийские войска, почувствовали себя в освобожденном Львове весьма неуютно.

Как вспоминал Юзеф Бялыня-Холодецкий:

«С проявлениями счастья, с упоением, буквально с бешеной радостью приветствовали львовяне вступающие в город отряды австрийских войск. Не знали, не предчувствовали они тогда, что возвращение этих войск, это начало тяжелых репрессий, начало тюремных страданий и тех грозных испытаний, которые выпали на долю невинных жертв, в результате фальшивых доносов, опирающихся на личных счетах, на жажде мести, хотя бы ценой жизни противника».

При подходе ко Львову австрийских войск члены галицко-русского движения и другие люди, активно сотрудничавшие с русской властью, из города эвакуировались, хорошо представляя себе по опыту 1914 года, что их ждет в случае попадания в руки австрийцев. Те же, которые остались во Львове, очевидно, никакой вины перед австрийской властью за собой не чувствовали.

Но ведь русские находились во Львове около десяти месяцев. И за это время, хотел кто, или не хотел, но должен был с ними общаться. Один продавал им товар, другой ответил на вопрос, третий сдал квартиру. А из таких неизбежных отношений доносчики выстраивали обвинения в сотрудничестве с врагом. Но даже если человек вообще не вступал в отношения с русскими, это вовсе не гарантировало ему безопасность. Любой мог стать жертвой ложного доноса. Арестовать могли прямо на улице.

Въезд верховного главнокомандующего австро-венгерской армии, эрцгерцога Фридриха, в отвоеванный Львов

Генерал фельдмаршал фон Гинденбург во Львове 3 августа 1915 г.