И. Т.: А это правда, что Соловьев чертей видел?

Б. П.: Об этом писали современники Соловьева, с которыми он был близок, он этих происшествий не скрывал. Самый известный случай: во время плавания на пароходе по Эгейскому морю Соловьев вошел в каюту и увидел, что на койке черт сидит. Соловьев осенил его крестным знамением и сказал:

Христос воскрес! А черт ответил: Христос-то воскрес, а тебя я все-таки доконаю. Спутники Соловьева, вошедшие позднее в его каюту, увидели его лежащим на полу без сознания.

Но все-таки Соловьев был необыкновенный человек, не терявший юмора даже в таких отчаянных ситуациях. Во всех перипетиях оставался верным паладином своей Дамы, Софии Вечной Женственности. У него есть стихотворение «Вечная Женственность», по-немецки озаглавленное Das Ewig-Weibliche, и подзаголовок его – «Слово увещательное к морским чертям». Поэтическое переложение заветной философской мысли дано как разговор с чертями, вроде как свидетелями свиданий самого философа с Лучезарной Девой. Он обращается к чертям:

Но черти, получается, не смирились перед Божественным образом:

Поэт верует, однако, в конечную победу светлой силы и говорит чертям:

И самый конец стихотворения опять же юмористичен:

Но юмор юмором, а все же впечатление от этих стихов остается тяжелое. Само чудачество тяжелое. Непорядок ощущается в жизни философа, какая-то болезненная дисгармония проступает в его облике. Получается, что эти черти – как бы проекция в визуальном образе собственных его переживаний.

И. Т.: Борис Михайлович, а что бы сказал об этих особенностях Соловьева известный венский доктор?

Б. П.: Дедушка Зига обратил бы внимание на адское семя растленья и смерти, посеянное чертями в прекрасный образ. Какая-то не вполне пристойная персонализация ощущается в этом соположении.

Соловьев знал об этих своих соблазнах и в предисловии к третьему изданию его стихов писал:

Не вносится ли здесь женское начало в само Божество?.. перенесение плотских, животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость и причина крайней гибели (потоп, Содом и Гоморра, «глубины сатанинские» последних времен. <.. > поклонение женской природе самой по себе, то есть началу двумыслия и безразличия, восприимчивому ко лжи и ко злу не менее, чем к истине и добру, есть величайшее безумие и главная причина господствующего нынче размягчения и расслабления. <…> Но чем совершеннее и ближе откровение настоящей красоты, одевающей божество и его силой ведущей нас к избавлению от страдания и смерти, тем тоньше черта, отделяющая ее от лживого ее подобия – от той обманчивой и бессильной красоты, которая только увековечивает царство страданий и смерти.