Вечером 15 февраля 1989 года, как только солнце зашло за горы Маргалла, я выключил свет в своем кабинете, в том числе и настольную лампу, горевшую на протяжении трех лет.

Штаб-квартира ПГУ. 15 февраля 1989 года, 12:30

Все закончилось. Выход 40-й армии в постановке генерала Бориса Громова оказал огромный пропагандистский эффект. Он добавил чувство завершенности, подумал Шебаршин, к финальному акту драмы, превратившейся в трагедию. Еще до того как генерал Громов вышел из Афганистана как символический последний советский солдат, Наджибулла призывал оставить в Афганистане «небольшой советский контингент для выполнения ограниченных функций». Звучали также и просьбы о проведении ударов с воздуха по восточному Пакистану в провинции Пактия в районе Жавара, Хоста и других баз бандитов. Но Шебаршин твердо выступал против любых форм дальнейшей советской интервенции. Продолжение этого было просто невыносимо. У Шебаршина не было иллюзий в отношении того, что на заключительном этапе афганской авантюры Советский Союз действовал благородно. Наоборот, он был убежден, что замечательное представление Громова перед мировой прессой было еще одним шагом в предательстве Афганистана. Предательство или нет, но это было уже необратимым. Советскому Союзу придется жить с той закулисной сделкой, которую заключил Шеварднадзе со своими партнерами по переговорам — Джорджем Шульцем и Джеймсом Бейкером. И, в конечном счете, СССР должен будет жить с этим позором.

Шебаршин прошел через все это. Через то немногое хорошее, что было, и через все плохое. В мае 1986 года он был представителем КГБ в Кабуле, когда Советский Союз решил, что его человек Бабрак Кармаль являлся источником всех неудач и должен уйти.

Но тут возникла проблема. Старик не совсем понял то, что ему сказали несколько дней назад, когда он находился проездом в Москве: что пришло время отдать власть. Шебаршина послали в Кабул помочь Кармалю уйти достойно. Он даже отредактировал текст заявления Кармаля об отречении — самая неблаговидная задача, думал он, которая временами вызывала гневные реплики Кармаля: «Кто знает дари? Вы, генерал, или я?»

Шебаршин понимал, что он шел против собственной совести и что предчувствия Кармаля о наступлении плохих времен для Афганистана и Советского Союза не были результатом его истерики. Старик ругался и угрожал и ни на момент не высказывал жалости в адрес своих «бездушных противников». Если бы Кармаль был русским, думал Шебаршин, в этом горячем споре он просто бы послал его… и предложил бы ему делать все, что вздумается. Но Кармаль был афганцем. В конце концов он уступил, произнес свою речь и передал власть новому «избраннику» Москвы Наджибулле.