Вечером они опять сбились с пути. Анна решила заночевать в Садмели. Но Энн разнервничалась, заупрямилась — она хотела ехать вперед, и как можно быстрее, они и так потеряли много времени. Листер обрадовалась: подруга наконец втянулась в ритм, полюбила скорость, ей понравилось их путешествие. Анна не понимала, что Энн думала лишь о Кутаисе, о возвращении и той выстраданной, умной, взвешенной речи, которую она произнесет перед обомлевшей, притихшей подругой. Она ей покажет.
Поздно вечером приехали в Хванчкару. Остановились на ночевку у князей Пепиани. Мужчины этого древнего семейства были все как один — высокие, красивые, осанистые, в однообразных суконных черкесках с серебряными галунами. Их жены и сестры носили бархатные грузинские платья, нежные батистовые вуали прикрывали нижнюю часть лица — когда они говорили, вуали медленно колыхались, и каждое слово обретало неуловимую красоту и таинственный смысл.
Двадцать девятого июля заехали в монастырь Саирме. Георгий, растяпа, где-то забыл буханку, припасенную в Хванчкаре, — пришлось жевать сухие лепешки с яйцами и остатками сыра и пить воду, смешанную с кислым соком давленого зеленого винограда, сорванного по дороге. Должно быть, так трапезничали хмурые святые аскеты, что жили в этих горах сотни лет назад и чьи живописные лики так пленяли Анну в церквях. 30 июля остановились на пару дней в Лайлаши — стирали белье, штопали носки, отдыхали, ходили на базар. Неугомонная Анна попросила местных показать ей, как они делают сыр, и записала процесс в дневнике: «