На формирование нового человека были нацелены гигантская машина пропаганды и массового, идеологически обусловленного образования. Их поддерживал мощный аппарат политических репрессий, а также разнообразные формы социального контроля, охватывающего все уровни институциональной и групповой регуляции (от госбезопасности до соседей или сослуживцев), включая систему повседневной формальной и неформальной социализации.

Образец «советского человека» в период формирования и утверждения советской системы включал непременное представление о нем как о «человеке руководимом» (партией, правительством, властями всех уровней), но не контролирующем саму власть и свое руководство. Таким образом, принимался принцип асимметричности человеческой природы, повторяющий на свой лад более ранние традиционные воззрения сословного строя. Однако, в отличие от антропологических воззрений до-современного социума с его пониманием аскриптивной неизменности свойств сословного человека, советские представления о человеке допускали более мягкую трактовку природности социальных качеств и характеристик: идея классовости происхождения, хотя и не ушла далеко от сословно-иерархической антропологии, но все же категорически не отрицала возможностей «перековки» бывших или осознания ими «объективности» присоединения к пролетариату («граф» же или «пария» и в заключении оставались один «благородным графом», другой – «парией»). Тем самым неявно полагался принцип экстраординарности, то есть при необходимости человеческая природа могла пониматься очень широко, как чрезвычайно пластичная материя, не имеющая в самой себе каких-либо моральных, интеллектуальных и других ограничений. Ее можно назвать даже беспринципностью, бесхребетностью социального человека. Качества вменяемости, дееспособности, морали, ответственности и прочего (а значит, и норм соответствующих человеческих отношений) зависят от занимаемого индивидом социального статуса. Чем ниже социальное положение, тем чаще в качестве менее полноценного (или «более неполноценного», недееспособного) рассматривается индивид в структурах социальных взаимоотношений с другими партнерами, причем определяющей в институциональном плане оказывается установка на него самой власти: она определяет соответствующее отношение к нему других членов сообщества.

Далее, советский человек это – «новый человек», он не похож ни на тех людей, что были в прошлом, скажем – до революции, ни на тех, что населяют другие страны. Он – «особенный». Его главное отличие заключается в том, что это – человек «сознательный». Сознательность такого рода сводится к необходимости безропотно принимать требования начальства, при этом необязательно демонстрировать личную преданность власти («идеалам» «социализма» или «партии» и т. п.), но, как минимум, не выражать неодобрения общим мнениям, спускаемым сверху начальством и пропагандой. Это – человек, принимающий любую, в том числе возможную политику властей без открытого сопротивления[308]. Это – человек, соглашающийся демонстрировать готовность к самопожертвованию ради «будущего страны», «Родины», «партии», «народа» и других идеологических субститутов руководства, но не потому, что он верит этим заклинаниям, а потому что он не считает нужным идти против течения. Он готов терпеть усиление нагрузки на производстве, соглашаться на низкую оплату труда, бедность, карточки, плохие жилищные условия, беспросветность своей жизни и жизни своих детей, поскольку не видит альтернатив этому порядку в настоящем и в будущем.