Следы реализации этого проекта (массовое усвоение подобных образцов, переработка их коллективным сознанием, адаптация к практике репрессивного и пропагандистского институционального воздействия, обживания прошлого опыта и его вытеснение) прослеживаются во множестве исследований нашего центра.

Трудности при интерпретации значимости этого образца (и неосознаваемой коллективной работы с ним) заключаются в том, что траектория эволюции тоталитарного режима совпадала или перекрещивалась с траекториями модернизации страны, частично подавляя процессы развития и усложнения социально-культурной системы, частично стимулируя их. Возникающие при этом своеобразные гибридные формы «традиционализирующей модернизации» создавали дополнительные сложности интерпретации, поскольку закрепление «современных» социальных отношений в повседневной жизни часто принимало вид традиционных, опознаваемых (пусть и «неправильно», «ложно») институтов (сохраняющихся, восстановленных и т. п.), и, наоборот, старые, иногда архаические и примитивные отношения всплывали под вывесками новых «институтов» и учреждений («президентского правления», «парламента», «независимых» СМИ, «частного предпринимательства», «религиозного возрождения», «возвращения к своим национальным традициям и ценностям» и пр.).

Разрывы в системах культурного воспроизводства

Страна на протяжении ХХ века – века незавершенной модернизации – переживала несколько волн насильственного и очень быстрого – по историческим меркам – слома сословно-групповой структуры общества. Обстоятельства и практика уничтожения предшествующих укладов существенно различались – мобилизация в Первой мировой войне, большевистский террор во время Гражданской войны и в годы НЭПа, эмиграция, захватившая высшие и образованные слои и группы, лишение «бывших» гражданских прав, включая доступ к образованию и соответствующим профессиям или местам работы, коллективизация, классовые чистки и массовые репрессии, тотальная война 1941–1945 годов, борьба с буржуазными пережитками и космополитами, введение паспортной системы, этнические и близкие к ним практики дискриминации. Но последствия оказывались схожими: «нормальная» (институциональная) передача норм, ценностей и групповых представлений от одной социальной группы к другой становилась невозможной. Имели место обрывы или разрывы культурного и социального воспроизводства, дефициты регуляции, что влекло за собой и нарастающую девальвацию культивируемых ранее форм социального поведения, «варваризацию» высших уровней нового общества.