(6)

Следователь мне заявил, что я должен пройти через устрашающие минуты, но что для поэта страх, конечто, ничто...

В карцере не давали пить, когда я подходил к глазку, брызгали в глаз какой-то вонючей жидкостью. Эти восемь часов оказались решающими для всего психического заболевания.

Еще характеристика обращения со мной: когда меня провожали в ссылку в Чердынь — комендант напутствовал меня: ничего, мы еще с вами здесь увидимся.

Запись о Викторе Шкловском

Запись о Викторе Шкловском

Его голова напоминает мудрый череп младенца и в то же время философа-циника. Это смеющаяся и мыслящая тыква.

Я представляю себе Шкловского диктующим сценарий машинистке на асфальтах Театральной площади. Толпа окружает его и слушает, как фонтан. Мысль бьет изо рта, из ноздрей, из ушей, прядает равнодушным и постоянным током, непрерывно обновляющаяся, равная себе.

Улыбка Шкловского говорит: всё пройдет, но я не иссякну, потому что мысль — проточная вода. Всё переменится: на площади вырастут новые здания, но струя будет всё так же прядать — изо рта, из ноздрей, из ушей.

Если хотите — в этом есть нечто непристойное.

Машинистки и стенографистки особенно любят работать с Шкловским, относятся к нему с нежностью. Мне кажется, что, записывая его речь, они испытывают чувственное наслажденье.

Фонтан для V-го века по Р. Х. был тем же, что кинематограф для нас. Закон тот же самый. Шкловский поставлен на площади для развлечения современников, но вся его фигура исполнена брызжущей и цинической уверенности, что он нас переживет.

Ему нужна оправа из легкого пористого туфа. Он любит, чтобы ему мешали, не понимали его и спешили по своим делам.

Комментарий

Комментарий

Проза стала средством самовыражения О. Э. Мандельштама одновременно со стихами, что видно из письма к Вл. Гиппиусу из Парижа от 14/27 апреля 1908 г.: «Кроме Верлэна, я написал о Роденбахе и Сологубе и собираюсь писать о Гамсуне. Затем немного прозы и стихов». Основные этапы мировоззренческого и эстетического самоопределения поэта намечены в статьях 1912–1917 гг. В статьях 1918–1924 гг. поэт выразил свое отношение к возникшей в России новой политической реальности, а также подводил итоги развития русской поэзии. В середине 1920-х годов писалась «большая проза» — «Шум времени» и «Египетская марка». В переломный для поэта 1930 год написана стоящая вне жанров «Четвертая проза», и вскоре, во время «нового» поэтического периода, — «Путешествие в Армению» и «Разговор о Данте». В 1920-х гг., а затем в 1935 г., во время воронежской ссылки, Мандельштам много писал для заработка. К этой части его наследия относятся рецензии, предисловия и очерки.