Вспомните дивную мольбу, обращенную Вергилием к хитрейшему из греков... Эти виющиеся, заискивающие и заикающиеся язычки незащищенных светильников, лопочущие о промасленном фитиле... O voi, che siete due dentro ad un foco... assai o poco... Начальные слова Вергилия, обращенные к двум греческим героям — Одиссею и Диомеду (Inf. XXVI, 79–81) с просьбой, чтобы один из них рассказал, как погиб Одиссей (ст. 82–84): ‘О вы, кто пребываете вдвоем в одном огне, / если я чем-то заслужил вас, пока был жив, / если я заслужил вас, <не знаю> многим или малым...’. O voi, che... ‘о вы, кто’ — торжественный зачин (таким же обращением начинается «Канцоньере» Петрарки); s’io meritai di voi ‘если я заслужил вас’ — фактически перевод слов Дидоны из «Энеиды» (ср. «Si bene quid di te merui» — Aen. IV, 317): Дидона умоляет Энея не покидать ее, и М. комментирует именно эту — «женскую» — партию. В «Комедии» речь Вергилия дана совсем в другой тональности, а в роли просителя, умоляющего о беседе с великими греками, выступает сам Данте (трижды в двух строках: ст. 65–66 — употребляя глагол с этим значением: priego, ripriego, priego). Анализу XXVI песни посвящена V гл. «Разговора»: «Я бы сказал, что в этой песни беспокойные, дергающиеся гласные»; ср. в ст. 79–81 повторяющиеся дифтонги: vói (3 раза), meritái (2 раза), assái (виющиеся, заискивающие и заикающиеся).

По голосу Дант определял происхождение, судьбу и характер человека... В «Комедии» Данте и другие персонажи многократно по произношению опознают происхождение человека — что вполне обычно для Италии с ее отчетливыми диалектными различиями. Об этом, в сущности, и написаны «диалектологические» главы трактата Данте «О народном красноречии». Остальные качества, кажется, примышлены М.

X

Он преисполнен чувством неизъяснимой благодарности к тому кошничному богатству... К`ошничный — от кошн`ица «большая плетеная корзина, кошель» (ср. разг.-прост. кошелка); слово, существующее в русском языке на правах диалектного (зафиксировано у Даля); в примечаниях А. А. Морозова (26а, с. 82) приводятся два примера его поэтического употребления (К. Батюшков, Вяч. Иванов); в статье Г. А. Левинтона они дополняются другими цитатами и ссылками (С. Парнок, Инн. Анненский), «кошничный» рассматривается в этой работе как ивановский мотив у М., что подтверждает и приведенная цитата: «Она пришла с своей кошницей, / Пора свершительных отрад»), которой А. Блок заканчивает статью «Творчество Вячеслава Иванова» (см.: 20а, с. 217 и примеч. 217). Таким образом, «кошница» в русском языке обретает полноправную лексикографическую помету «поэт.». Как отметил однажды французский лингвист Ж. Марузо, учеников всегда удивляет странный союз двух стилистических помет «просторечное и поэтическое» (vulgaire et poétique), который им постоянно встречается в комментариях к школьным изданиям латинских авторов (Marouzeau J. Quelques observations sur la langue vulgaire // Le français moderne. 1954. № 4). В «Словаре русского языка XVIII века» «кошница» зарегистрирована как стилистически нейтральный славянизм; первый пример литературного употребления — 1772 г. в переводе (с французского) «ироической поэмы италианского стихотворца» Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим». В этом же Словаре зафиксировано и прилагательное «кошничный» (без примеров), отсутствующее в этой форме у Даля (хотя ряд производных от «кошница» в областных говорах представлен довольно широко).