Четвертая проза

Четвертая проза

СС 1. Т. 2. Печ. по копии Н. М. (АМ). В АМ имеется вторая полная копия, по которой в текст внесены отдельные дополнения и исправления. Писалась в декабре 1929 — начале 1930 г. К истории текста и архивных источников: «“Четвертая проза” написана в 29 году. О. М. диктовал ее. Когда мы были в Воронеже, я уничтожила первую главу. За нее бы не поздоровилось. В ней было: Кому нужен этот социализм, и если бы люди договорились построить ренессанс, то вышло бы не Возрождение, а в лучшем случае ресторан или кафе Ренессанс. Это не цитата, а передача смысла. Рукопись никогда у нас не была. Если О. М. хотел кому-нибудь показать ее, он либо брал ее из места хранения, либо заставлял меня читать наизусть. Первый список лежал у Любочки Немеровской (правильно: Назаревской. — А. М.) — побочной дочери Горького... Когда пришло известие о смерти О. М., я взяла первую запись у Любы. Она вся истлела, и карандаш местами стерся, но еще можно было проверить по ней свою память. Я сделала несколько копий. Одну взяла себе (я уже ничем не рисковала — если бы за мной пришли, то лишняя рукопись не имела бы значения — всё равно расправились бы), остальные (2–3) раздала. Сохранились те, которые я оставила себе и дала Любе. Одна из них совсем истлела (вероятно, моя: сырость, зашивание в подушку), сейчас есть две — одна копия с первого экземпляра, вторая — запись наизусть» (запись Н. М. 1960-х гг., личный архив А. А. Морозова). В другом месте Н. М. писала, что из уничтоженной первой главы запомнила две фразы: «Кому нужен этот социализм, залапанный...» и «Если бы граждане задумали построить Ренессанс, что бы у них вышло? В лучшем случае кафе “Ренессанс”» (30, с. 295). Начало работы Н. М. датирует декабрем 1929 г. (30, с. 429–430), что было связано, очевидно, с возобновлением работы комиссии Федерации объединений советских писателей (ФОСП) по делу Мандельштам — Заславский.

Членение текста на главки в рукописях показано отчерками, нумерации главок нет. Сохраняем нумерацию главок (в круглых скобках) соответственно установившейся традиции издания текста. Происхождение названия точно неизвестно. Н. М. писала: «Название это домашнее — она четвертая по счету, а цифра появилась по ассоциации с сословием, о котором он думал...» (29, с. 166). Формализованному названию соответствует, по замыслу автора, внежанровая и внелитературная отнесенность произведения.

Отчетливо прослеживаются биографические проекции. Главки 1 и 10 — события апреля и мая 1928 г. «О. М. тогда случайно узнал на улице от своего однофамильца — Исая Бенедиктовича Мандельштама — про пять банковских служащих, старых «спецов»... которых приговорили к расстрелу по обвинению не то в растрате, не то в бесхозяйственности. Неожиданно для себя и своего собеседника и вопреки правилу не вмешиваться в чужие дела О. М. перевернул Москву и спас стариков» (29, с. 23). Этот и предшествующий процесс являлись прологом к «шахтинскому делу» (последний открылся 18 мая 1928 г.). Процессы 1927–1928 гг. слушались Верховным судом, подсудимые осуждались по статье 58.7 — «экономическая контрреволюция». Так, в начале января приговорены к расстрелу с конфискацией имущества четыре работника хлебного отдела Госбанка за «разглашение секретных сведений о хлебных запасах и конъюнктуре рынка». Настоящее дело называлось в прессе «взаимные спекулянты», по нему привлекались члены 1-го Московского и Торгово-промышленного обществ взаимного кредита, а также ответственный работник Наркомфина Николаевский; по этому делу 14 апреля 1928 г. семь человек были приговорены к расстрелу. Однако 17 апреля постановлением ЦИК приведение приговора в исполнение было приостановлено. Об усилиях М. спасти, с помощью Н. И. Бухарина, приговоренных к расстрелу «спецов», писала Н. М.: «О. М. случайно узнал на улице про предполагаемый расстрел пяти стариков и в дикой ярости метался по Москве, требуя отмены приговора. Все только пожимали плечами, и он со всей силой обрушился на Бухарина, единственного человека, который поддавался доводам и не спрашивал: «А вам-то что?» Как последний довод против казни О. М. прислал Бухарину свою только что вышедшую книгу «Стихотворения» с надписью: в этой книге каждая строчка говорит против того, что вы собираетесь сделать...» (29, с. 106). Одним из осужденных по этому делу был Лев Исаевич Гуревич, родственник А. Г. Гурвича (о теории биологического поля которого упоминается в «Путешествии в Армению»). По семейной легенде, Л. Гуревич, арестованный 15 марта, был женат на сестре А. Гурвича. Этот ученый был, в свою очередь, двоюродным племянником академика Л. И. Мандельштама (Блох А. М. «Нобелиана» Григория Ландсберга и Леонида Мандельштама // Природа. 2002. № 6. С. 32–33). По этим воспоминаниям, Л. Гуревич был председателем правления одного из московских банков (Там же. С. 76). Согласно данным, сообщенным дочерью Гурвича, Н. А. Белоусовой-Гурвич, Л. И. Мандельштам и А. Г. Гурвич решились после объявления приговора обратиться за помощью к своему знакомому А. Я. Вышинскому, в то время ректору МГУ. В итоге смертная казнь была заменена на ссылку в Вятку (Фейнберг Е. Л. Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Изд-во физико-математической литературы, 2003. С. 76).