Главки 5, 9, 11–16 относятся к октябрю 1928 — началу 1930 г. В сентябре 1928 г. изд-во ЗИФ выпустило книгу Ш. де Костера «Тиль Уленшпигель» «в переводе», как было обозначено в книге по ошибке редакции, О. Мандельштама. На самом деле М. выступал в этом издании в роли редактора, используя два перевода — А. Г. Горнфельда и В. Н. Карякина (издание «отредактированных» старых переводов в то время широко практиковалось всеми изд-вами). Ошибка эта была исправлена публикацией письма члена правления ЗИФа Венедиктова в «Красной газете» (1928, 13 нояб.). Несмотря на это, Горнфельд выступил с письмом в редакцию под названием «Переводческая стряпня» (Красная газета. 28 нояб.). М. ответил открытым письмом в «Вечерней Москве» (12 дек.). Последовал переезд М. в Москву. «Дело» (как называет эту историю М. в «Четвертой прозе») вспыхнуло с новой силой после публикации в «Литературной газете» фельетона Д. И. Заславского «О скромном плагиате и развязной халтуре» (1929, 7 мая). 13 мая в той же газете с открытым письмом в защиту М. выступил ряд писателей. Заславский, продолжая защищать свою позицию, выступил в «Литературной газете» с «Письмом в редакцию» (20 мая) и с фельетоном «Жучки и негры» в «Правде» (5 июля). В тот же период времени выступления Заславского и протесты против них рассматривались ФОСП на нескольких заседаниях конфликтной комиссии вплоть до декабря 1929 г.

В главках 2–3 отразилась служба М. в газете «Московский комсомолец» (с августа 1929 до января 1930 г.).

В главке 4 отразились события апреля — августа 1929 г. — переезд из Ленинграда в Москву, жизнь в общежитии ЦЕКУБУ (названном в тексте караван-сараем). 19 июня 1929 г. П. Лукницкий записал в дневник: «В 10 часов вечера я у О. Э. и Н. Я. Мандельштам в квартире брата О. Э. — Александра около Маросейки. О. Э. в ужасном состоянии, ненавидит всех окружающих, озлоблен страшно, без копейки денег и без всякой возможности их достать, голодает в буквальном смысле этого слова. Он живет отдельно от Н. Я. в общежитии ЦЕКУБУ, денег не платит, за ним долг растет, не сегодня-завтра его выселят. Оброс щетиной бороды, нервен, вспыльчив и раздражен. Говорить ни о чем, кроме этой истории, не может. Считает всех писателей врагами. Утверждает, что навсегда ушел из литературы, не напишет больше ни одной строки, разорвал уже все заключенные договоры с издательствами... Говорит, что Бухарин устраивает его куда-то секретарем, но что устроиться, вероятно, всё же не удастся. Хочет уехать в Эривань, где его обещают устроить на какую-то «гражданскую» должность» (24, с. 126).