8 марта 1931 г. двенадцать присяжных в Инсбруке признали Карла Майра виновным в убийстве с целью ограбления.

12

12

С 1932 г. абсорбция Хольцера стала основным методом установления группы крови, не вытеснив при этом полностью метод Латтеса. Теперь результаты исследований по методу Латтеса проверяли по методу Хольцера. У каждого из методов были недостатки, но и свои достоинства. Главным недостатком метода Латтеса оставалось то обстоятельство, что применительно к старым следам крови результат почти всегда был неверным.

Однако и метод Хольцера был не всесилен. Для реакции Хольцера имел значение размер следов крови. Как выяснилось, для реакции абсорбции достаточно пятна с ноготь величиной. Однако как раз именно группу 0, определение которой решило исход дела Майров, в некоторых случаях по методу Хольцера вычислить было трудно. Если титр тестовых сывороток не уменьшался, теоретически следовало предположить, что речь идет о группе 0, и в большинстве случаев так оно и было. Но порой групповые свойства свежей крови предполагают ослабление или вовсе исчезновение кровяных телец, как это происходит с агглютининами в сыворотке. Это означает, что пятно крови группы А может утрачивать свои свойства, и тогда может показаться, будто перед нами кровь группы 0. Мелочь, пустяк, казалось бы, но от этого зависит точность результата. Метод Хольцера оставался «методом выбора» для определения групп A, B и AB. А вот при определении группы 0 всегда возникали сомнения. Тут на помощь приходил метод Латтеса. Если вследствие реакции Латтеса агглютинировали тельца групп A и В, можно с точностью сказать, что перед нами группа 0. Однако тут многое зависело от везения, так что рутинное установление группы 0 пока оставалось проблемой без окончательного решения.

Метод Хольцера все еще проходил проверку, когда в октябре 1933 г. постоянные поиски новых данных в серологии вовлекли ученого в величайшее приключении в его биографии: он приехал в Нью-Йорк к Карлу Ландштейнеру, которому в 1930 г. (спустя тридцать лет после его открытия групп крови) вручили Нобелевскую премию.

Хольцер написал Ландштейнеру письмо и получил любезный ответ. Профессор Майкснер предоставил своему ассистенту три месяца отпуска. Хольцер взял в банке кредит в 150 долларов – тогда для него это была значительная сумма. На эти деньги он рассчитывал прожить три месяца в Нью-Йорке. Так началась история его нью-йоркского периода.

65-летний Ландштейнер принял молодого коллегу с отеческой заботой, с которой относился к тем, кто искренне был увлечен наукой и исследовательски одарен. Вместо трех месяцев Хольцер провел в США год – частично в лаборатории Ландштейнера и в животноводческих помещениях Института Рокфеллера, частично – в Департаменте здравоохранения в Олбани. Ему платили стипендию – 200 долларов в месяц, примерно половину этих средств он переводил специалисту, заменявшему его в тот год в Инсбруке. Хольцер наблюдал Ландштейнера за работой, его непрерывную научную деятельность, чудачества и капризы. Например, Ландштейнер не выносил свиста и кричал в тишине лаборатории: «Кто тут свистит?» В квартире Ландштейнера на Восемьдесят шестой улице не было телефона, причем намеренно, а на средства от Нобелевской премии он приобрел летний домик в Нантакете и там в свои 65 лет плавал наперегонки с молодыми. Хольцер видел, как все больше ослабевает связь Ландштейнера с его родной Германией, с Европой, где ученого не поняли; как все сильнее его сознательное «врастание» в Новый Свет, где ему предоставили пространство и свободу для научной деятельности.