В тот момент Ундриц мало знал о процессе Пьера Жакку и не мог осознать всей важности своего открытия. Лишь когда услышал, что Цумбаха ударили кинжалом, стала очевидна взаимосвязь. Впоследствии Ундриц признавался, что в тот момент с отвращением подумал: «Теперь Жакку точно виновен!» Открытие клеток печени в следах крови на кинжале вызвало у него ощущение, будто он сам стал свидетелем данного преступления. Был ли оружием преступления кинжал Пьера Жакку? Этот ли клинок проник при ударе в печень Цумбаха и «унес» на себе ее клетки? Дальнейшие исследования кинжала выявили следы крови только на рукоятке. Однако клетки печени на шнурке, прикрепленном к ножнам, оставались теперь наиболее весомой уликой. Когда Хегг, несомненно, сильно волнуясь, прибыл в Женеву и представил там ошеломляющее открытие Ундрица, участникам процесса показалось, что цепь улик против Жакку замкнулась. Не хватало одного – однозначного доказательства, что кинжал Жакку действительно орудие убийства. Перепроверили протокол вскрытия, составленный доктором Навиллем, – на его основе нельзя было сделать никаких выводов об использовании кривого марокканского кинжала как орудия преступления. Напротив, из заключения Навилля следовало, что раны убитому могли быть нанесены двумя разными видами колющего оружия. Еще ранее при исследовании одежды убитого Цумбаха обратили внимание, что на спине порезы одежды не совпадают с теми местами, где доктор Навилль установил наличие колотых ран. Никакого научного объяснения этому удивительному факту в тот момент представлено не было. Теперь, когда Хегг вернулся в Женеву, возник вопрос: а если раны убитому были нанесены 24-сантиметровым кинжалом, но не со спины, а в грудь и в живот, так что порезы на спине – это места` выхода клинка, пронзившего насквозь грудную клетку жертвы?

8 июня судебному следователю стало ясно, что тело покойного Цумбаха придется эксгумировать и проводить повторное исследование, причем срочно. Хегг, хорошо говоривший по-немецки, по указанию Морио в тот же день связался с Институтами судебной медицины в Цюрихе, Берне и Базеле. Его заверили, что в Женеву из Берна прибудет эксперт – доктор Франц, из Базеля – профессор Оберштег. 12 июня оба судмедэксперта провели повторное вскрытие эксгумированного тела убитого Цумбаха. Работу им значительно затрудняли трупные изменения. Но при помощи рентгеновского снимка обнаружили еще две пули, которые доктор Навилль не извлек из тела покойного. Доктор Оберштег констатировал в своем заключении, что доктор Навилль некорректно зафиксировал два сквозных пулевых ранения у покойного: в груди справа налево и наоборот – от основания левого легкого в основание правого легкого. Однако важнее было то, что и Оберштег и Франц пришли к одному выводу: раны на спине убитого – это выходные порезы от острия длинного клинка, насквозь проткнувшего грудную клетку между шестым и седьмым ребрами. Франц счел это вполне «убедительным» – кривой клинок марокканского кинжала пронзил грудную клетку покойного не напрямую, а дугообразно, и вышел со спины. Оберштег был более сдержан. Он не стал исключать, что кинжал Жакку мог быть орудием убийства, однако в своих выводах был весьма осторожен. В судебной медицине при исследовании эксгумированного тела никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца, особенно в определении орудия убийства. Кроме того, одежда жертвы не была проверена на наличие порезов от ударов кинжала ни в первый раз, ни теперь, поскольку Францу и Оберштегу не предоставили рубашку убитого для повторного исследования. Доктор Навилль не произвел должной экспертизы одежды жертвы, и тогда Хегг решил взять дело в свои руки и сделать еще одну «генеральную проверку».