Веселье прервал звонок в домофон. Махшид сидела ближе всего к двери и вызвалась открыть. Хлопнула дверь подъезда, по лестнице взлетели шаги, последовала пауза. Махшид открыла дверь, и комнату огласили приветствия и смех. Вошла Саназ; она лучисто улыбалась и несла большую коробку с пирожными. Зачем ты принесла пирожные, спросила я? Сегодня не твоя очередь.
– Да, но у меня хорошая новость, – загадочно произнесла она.
– Замуж выходишь? – лениво обронила Ясси из складок мягкого дивана.
– Дай сначала сесть, – ответила Саназ и сняла длинное пальто и шерстяной шарф. Встряхнула головой, перекидывая длинные волосы на одну сторону с легкостью, присущей женщинам с красивыми волосами, и произнесла: – Похоже, снег пойдет.
Извинится ли она за опоздание, подумала я, даже несмотря на то, что у нее уважительная причина и никто ее винить не станет?
– Простите, что опять опоздала, – сказала она с обезоруживающей улыбкой, в которой не было ни капли раскаяния.
– Ты узурпировала мое право, – ответила Азин. – Обычно опаздываю я. Это мой конек.
Саназ хотела подождать с новостями до перерыва; у нас было правило – занятиям не должны мешать личные обсуждения, которые неизбежно смешивались с обсуждениями литературы во время наших встреч по четвергам. Но в этом случае даже я была слишком взбудоражена и ждать не хотела.
– Все случилось очень быстро, – объяснила Саназ, поддавшись нашим уговорам. Ее жених неожиданно позвонил и попросил ее выйти за него – мол, «не может больше ждать». Он уже поговорил со своими родителями, а те поговорили с ее родителями (не сказав ей ни слова, заметила я). Все очень обрадовались, а поскольку ее жених не мог приехать в Иран из-за призыва в армию, он попросил Саназ и ее родных приехать в Турцию. Виза в Турцию иранцам не требовалась, и поездку можно было организовать очень быстро. Саназ была в шоке. Она всегда знала, что рано или поздно это произойдет, но теперь, когда все происходило на самом деле, ей было трудно в это поверить.
– У вас камин почти погас, – сказала она, прервав собственный рассказ. – Я умею разжигать огонь. Сейчас все сделаю. – Она подложила дров в угасающий камин и энергично разворошила угли кочергой. Длинный язык пламени взметнулся вверх и погас.
В начале двадцатого века брачный возраст в Иране составлял девять лет по шариатским законам. Потом его повысили до тринадцати лет, а позже – до восемнадцати. Моя мать сама выбирала себе мужа и была одной из первых шести женщин, выбранных в парламент в 1963 году. В 1960-е, когда я росла, у меня были практически те же права, что у женщин в демократических странах Запада. Тогда никому не приходило в голову считать, что наша культура несовместима с современной демократией, что существует некая «западная» и «исламская» версии демократии и прав человека. Все хотели свободы, все жаждали иметь возможности. Поэтому мы и поддерживали революционные изменения: мы хотели иметь