Маршал А.И. Егоров со Сталиным в Гражданскую, что называется, хлебали из одного котелка, защищая Царицын в 18-м и освобождая Киев в 20-м. В 19-м у ворот, казалось, обреченной Москвы они оба, ломая сопротивление предреввоенсовета Троцкого, создали Первую конную армию, разбившую кавалерийский «кулак» Деникина. Правда, год спустя, когда Тухачевский, Троцкий и сам главком С.С. Каменев попытались свалить на них вину за поражение Тухачевского под Варшавой, они оба рисковали угодить под суд, если бы не защита Ленина.

В 1930-м, в накаленной событиями раскулачивания атмосфере, ряд руководителей Реввоенсовета занял антисталинскую позицию; на ХVI съезде партии Егоров выступил на стороне Сталина, 6 лет возглавлял Генштаб, председательствовал на обсуждении Тухачевского в Военном совете при НКО.

Чего только в перестроечные годы не писали о причинах его ареста! Вспоминали даже то, что штабс-капитан царской армии Егоров якобы разгонял в Тбилиси демонстрацию рабочих, которую возглавлял молодой революционер Сталин. И то, что подполковник Егоров только в 18-м перешел от левых эсеров к большевикам; и даже то, что в 1937-м, разглядывая картину «Сталин руководит разгромом Деникина», имел неосторожность спросить: «А где же я?» Все это – из разряда анекдотов.

Серьезная причина – плохие отношения Егорова с Ворошиловым и начальником ГлавПУРа (Политического управления армии) Мехлисом. Но главная причина – обстановка всеобщей подозрительности и выискивания Ежовым «врагов народа» там, где их и не было – так, на всякий случай. Тем более жена Егорова, певица Большого театра Т.А. Цешковская, была арестована по обвинению в разведывательной деятельности в пользу иностранной державы. В конце февраля 1938 года пленум ЦК ВКП(б) постановил освободить маршала А.И. Егорова от обязанностей командующего Закавказским военным округом, отчислить из армии и вывести из состава кандидатов в члены ЦК партии.

Егоров пытался защищаться. Писал Ворошилову 28 февраля 1938 года: «…Тяжело переживать всю ту обстановку, которая сложилась в отношении меня. Тяжесть переживаний еще более усугубилась, когда узнал об исключительной подлости и измене родине со стороны бывшей моей жены, за что я несу величайшую моральную ответственность… Но за собой я не могу признать наличие какой бы то ни было политической связи с врагами….

Дорогой Климент Ефремович! Я подал записку Сталину с просьбой принять меня хоть на несколько минут в этот исключительный для моей жизни период. Ответа нет… Прошу Вас, Климент Ефремович, посодействовать в приеме меня тов. Сталиным. Вся тяжесть моего переживания сразу же бы спала, как гора с плеч. Я хочу, мне крайне необходимо моральное успокоение, какое всегда получаешь от беседы с товарищем Сталиным».