— Готово! — скомандовал все тот же техник.

Терешин пошел несколько колеблющейся походкой, чуть ли не волоча по полу кирку, но стоило ему приблизиться к топке и багровому отдаленному свету пасть на него, как он выпрямился и бросился в печь. Снова вспыхнуло и рассосалось облачко пара.

Гудели огромные барабаны, перетирая с грохотом и свистом свою суточную пищу в восемьдесят тысяч пудов рыхлого губахинского угля, выброшенного из-под земли шахтерами, сейчас прогрызающими где-то под нами толщи земли. Восемьдесят тысяч пудов сгорит как молния, и понесется по уральскому кольцу, чтобы крутить и крутить тысячи станков, выбрасывающих на поля сражений эшелоны оружия и снарядов.

А внутри раскаленной топки остервенело рубил киркой незаметный рабочий Терешин, один из могучего поколения русских людей, отбивающих яростную атаку врага по всему огромному фронту грядущей победы.

— Надо попробовать что-то другое придумать,— слышал я мощный голос Авакумова.— Варварство! Может быть, отбойным молотком пошуровать, а может, струей под давлением пройтись по горячему шлаку. Попробовать взорвать его водой. А это что за чертоломия!

Гудел Трофим Егорович, стараясь пересилить грохот и свист, и свежим умом своим сразу же доходил до того, до чего несколько позже дойдут тепловики ГРЭСа. Будет испытан потом способ гидроудара по горячему шлаку, и расшлаковщики топок упростят свой труд.

Терешин выполз из люка топки, бросил кирку, упавшую на пол со звоном — так высохли и дерево рукоятки, и металл.

Мы окружили его, подали воды, помогли ему распутать тряпки.

Он даже вначале не понял, почему все эти люди, осматривавшие станцию, вдруг принимают в нем такое участие.

— Я ничего,— говорит Терешин,— полный порядок.

— Угорел? — спросил Трофим Егорович.— Ишь, какая геена огненная!

— Надо же... не я, так другой.

— Сына твоего вчера видел, познакомились, Терешин,— сказал Авакумов,— славный парнишка. Только в шахту не хочет.

— Да... У нас в роду не было шахтеров...

— Одно дело делаем,— сказал Авакумов.— Что и говорить!

Терешин улыбнулся, обнажив зубы, забитые серой окалиной.

— Неужто Ванюшку видели?

— Да.

— Верно, паренек хорош. Учится в школе.

— Да, хорош паренек,— сказал серьезно Горюнов,— очевидно в отца пошел.