— От этого и движение жизни,— неожиданно высказался бортмеханик.

Романченок делал развороты, стараясь держаться невдалеке от аэродрома, но вот он круто повернул, положив машину под большим углом, и полетел по направлению к тайге. Гул мотора стал слабее. Угрюмов сделал шаг вперед, он внимательно следил за полетом. Романченок пронесся над ним, то убирая, то выпуская шасси. Из окон корпусов, со двора, от станции махали шапками люди. Им нипочем этот свирепый уральский мороз, они радуются своей победе.

— Романченок!

— Пошел!

— Давай, крой!

— Есть машина!

Романченок сел точно на укатанную полосу аэродрома.

Баллоны прикоснулись, взлетели радужные от солнца столбики снега, постепенно затух винт, машина остановилась. Летчик выпрыгнул и пошел к Дубенко, неуклюжий в своей пилотской одежде, оставляя на снегу следы от меховых унт. Еще на ходу снял краги и поднял вверх палец.

— Все нормально, товарищи!

— Как ни болела, хорошо померла, так? — пошутил Шевкопляс.— Надеюсь, скоро получим полк для энского флота? Так, Богдане?

— Пожалуй, что так, Иван Иванович.

— Ну и добре. А то как у вас ни хорошо, а на Чефе лучше...

Романченок подошел, держа под мышкой краги и шлем. Волосы его вспотели, и от них шел пар.

— Теперь мне приходится за вами ухаживать,— Дубенко натянул шлем ему на голову,— простынете.

— Пустяки. Пошла первая машина...

— Благодарю вас, Романченок.

Романченок потряс руку Дубенко, потом по очереди Тургаеву, Рамодану, Угрюмову, Данилину, мастерам, рабочим. Десятки заскорузлых рук потянулись к нему. Он радостно пожимал их. Это его товарищи по борьбе, он понимает и разделяет их чувства. Виктория тоже высвободила руку из неуклюжей варежки и тихо сказала:

— Поздравляю.

— Спасибо, Виктория.

— Не так крепко,— вскрикнула она и подула на руку,— вы мне руку оторвали.