Мы с Брахими всесторонне обсуждали, как перевести Женевское коммюнике в практическую плоскость, но ничего не могли сделать. Нам никак не удавалось убедить русских, что мы действительно не знаем, чтó будет после ухода Асада, а русские не были заинтересованы в том, чтобы строить собственные предположения. К началу весны 2013 г. ощущение, что русские чего-то ждут или боятся, исчезло, когда значительный приток боевиков «Хезболлы» из Ливана и материальная поддержка Ирана усилили позиции Асада и к нему вернулась удача на поле битвы. Сомневаюсь, что русские когда-либо серьезно намеревались давить на Асада и требовать его ухода, тем более что без согласия Ирана у них не было бы для этого никаких рычагов, а иранцы никогда бы на это не пошли.

Именно отсутствие рычагов давления на Асада было главной слабостью и нашей дипломатии. Говоря о том, что в 2012 г. для поддержки оппозиции можно было бы сделать больше, мы никогда не имели в виду – во всяком случае я так думаю – их победу на поле битвы. Речь шла о попытке продемонстрировать Асаду и его внешним покровителям, что он не сможет победить при помощи оружия и что по мере продолжения борьбы его политический выбор будет сужаться. Речь шла о контроле над оппозицией с помощью программы военной подготовки и поставок оружия, имеющей целью сделать повстанцев более организованной и управляемой силой. Наконец речь шла о возможности наладить взаимодействие с другими игроками, поддерживающими сирийскую оппозицию, то есть попытаться призвать к порядку враждующие страны Персидского залива; убедить их, что наши действия не противоречат их интересам, и воспрепятствовать помощи, которую некоторые из них оказывали радикальным группировкам. Это было так же трудно, как пасти стаю кошек. Я ненавидел модное тогда словосочетание «шкурный интерес». Оно звучало слишком цинично на фоне трагических событий в Сирии. Однако речь шла именно о нем, то есть о том, чтобы сделать нашу политическую стратегию более эффективной и убедительной.

Большинство главных советников Обамы отстаивали этот подход. В конце лета 2012 г. госсекретарь Клинтон присоединилась к Дэвиду Петреусу, который теперь был директором ЦРУ, и Леону Панетте, годом ранее сменившем Гейтса на посту министра обороны, чтобы совместными усилиями убедить президента одобрить более амбициозную программу военной подготовки и вооружения сирийской оппозиции. Но убедить Обаму не удалось. Позднее, вспоминая эти дебаты и решающее заседание Совета национальной безопасности в Зале оперативных совещаний Белого дома, некоторые участники событий изображали их как своего рода перестрелку у скотоводческой фермы «О.К. Коррал», а президента – в одиночку сопротивлявшимся страстным призывам и железобетонным аргументам подчиненных. Но я не помню, чтобы все происходило именно так.