С истинным почтением имею честь быть, Милостивый Государь, покорная к услугам Варвара Бакунина».

Просьба В.А. Бакуниной поставила III Отделение в недоуменное положение. За отсутствием прецедентов оно не знало, как поступить. Была изготовлена 8 февраля следующая справка:

«Инструкциею особой команде при секретных арестантах Шлиссельбургской крепости, высочайше утвержденною 15 июня 1849 г., постановлено:

§ 10 пункт «а»: «Иметь крайнюю осторожность и бдительность за содержащимися в Шлиссельбургской крепости арестантами к предупреждению покушения на погубление жизни или повреждение себя; на сей конец, при введении арестанта в секретный замок, обыскивать его и отбирать у него все смертоносные вещи непременно при самом плац-майоре, все, что отобрано будет, представлять коменданту для передачи к сбережению. В сем случае никакое к арестанту снисхождение ни по ласкательным его просьбам, ни по угрозам его, места иметь не должно».

Пунктом 9 того же §, в предупреждение изнурения арестантов от недостатка движения, дозволено выпускать их для прогулки на двор Секретного дома и при этом предписаны строгие правила предосторожности.

О том же, чтобы арестантам дозволялись для движения какие-либо механические занятия, нет правил ни в инструкциях о содержании секретных арестантов, ни в своде законов, равно не было и примеров по делам III Отделения».

Не дал никакого ответа и устав о содержащихся под стражею (в приложении к статье 31, в инструкции смотрителю тюремного замка), ни свод военных постановлений. «О том же, чтобы заключенному за какое-либо преступление в тюрьму, отдельно от других арестантов, дозволяемо было, по просьбе его, заниматься каким-нибудь мастерством, нигде, ни в своде законов не упоминается, а равно не упоминается об этом и в своде военных постановлений» – так заканчивалась новая справка III Отделения от 13 февраля. Был запрошен комендант крепости (14 февраля, № 252). «Предварительно распоряжений с моей стороны по просьбе госпожи Бакуниной, – писал Дубельт, – я считаю долгом препроводить письмо ее Вашему Превосходительству, имею честь покорнейше просить почтить меня уведомлением, изволите ли Вы, Милостивый Государь, признавать возможным удовлетворение означенной просьбе без опасения каких-либо вредных последствий». Комендант отнесся с сочувствием к просьбе Бакуниной. 20 февраля он рапортовал генералу Дубельту: «Вследствие предписания Вашего Превосходительства честь имею донести: благоразумное поведение во все время заключения Михаила Бакунина удостоверяет меня, что опасения на дозволение иметь в его комнате токарный станок быть не может, – работа, доставляющая более движения, полагаю, могла бы быть полезна для его здоровья, которое по бывающим частым желчным припадкам весьма его беспокоит».