Скорость последних изменений затрудняет оценку их последствий. Иоганн Циммерман вступил в дискуссию с Петраркой о последствиях уединения спустя целых четыре века, а Петрарка, в свою очередь, беседовал об общих дилеммах, связанных с уходом из общества, с дохристианскими авторитетами. В этой длинной хронологии появление телефонов с функцией обмена текстовыми сообщениями произошло как будто минуту назад, а их всеохватное распространение в развитых странах – еще более недавно. Хотя уже и были проведены кое-какие исследования наблюдаемого здесь и сейчас поведения различных возрастных групп, обсуждать долгосрочный анализ влияний, оказываемых на протяжении жизни, пока еще слишком рано[1103]. Высказывается озабоченность по поводу потенциального психологического и физиологического ущерба подросткам, пользующимся цифровыми средствами массовой коммуникациями, что напоминает о давней одержимости пороком одиночества, описанной Тиссо в середине XVIII века[1104]. Мы пока не можем знать, как будут действовать рожденные в цифровую эпоху, когда вырастут, станут любовниками, родителями, пенсионерами – и столкнутся с новыми вызовами при переходах от электронной коммуникации к вербальной и обратно[1105].

Тем не менее можно провести параллель между иммерсивным присутствием новых технологий и эволюцией моделей ухода от общества. Как цифровые устройства и их использование являются сегодня обычным явлением, так же – в течение гораздо более длительного периода времени – и уход от общества перестал быть чем-то странным или необычным. Уединение стало нормой. Оно встроено в жизненные техники большинства мужчин и женщин и настолько обычно, что порой кажется, что упоминать или обсуждать его вовсе не стоит. Драма о противоборстве из трактата Циммермана трансформировалась в богатый и разнообразный набор повседневных нарративов. «Краткие интервалы случайного уединения», значение которых признавал Абрахам Каули, теперь более многочисленны и разнообразны: они стали доступны для тех, кого он называл «самыми посредственными из людей»[1106]. Мужчины и женщины, подростки и дети имеют возможность свободно и плавно перемещаться между собственной компанией и избранными социальными группами – возможность, редко доступную в конце XVIII века. У людей стало больше домашнего пространства, больше времени на то, чтобы посвятить себя собственным занятиям, и больше располагаемого дохода для того, чтобы тратить его на личное времяпрепровождение. С 1800 года среднее потребление рыночных товаров и услуг на душу населения выросло в развитых западных странах в десять раз[1107]. Это процветание многообразно проявилось в коллективном времяпрепровождении и общественной деятельности. Но оно же способствовало разного рода затворничеству в пустых, отапливаемых, освещенных домашних пространствах, где, в соответствии с рекомендацией из эпохального доклада Паркера Морриса (1961), члены семьи смогли перемещаться между совместными и одиночными занятиями.