Остававшиеся в живых 4 тысячи люблинских евреев, среди которых было много женщин и детей, были отправлены в Майданек-Татарский, в четырех километрах от Люблина, где было образовано гетто. Через несколько месяцев это гетто постигла та же участь, что и люблинское».
Остававшиеся в живых 4 тысячи люблинских евреев, среди которых было много женщин и детей, были отправлены в Майданек-Татарский, в четырех километрах от Люблина, где было образовано гетто. Через несколько месяцев это гетто постигла та же участь, что и люблинское»
Далее он описывает убийство евреев в районе Люблина. Рассказав о самых ужасных расправах над детьми (их брали за ноги и разбивали голову о стену кладбища), мужчинами (их расстреливали из автоматов в спину) и женщинами (которые сначала должны были присутствовать при убийстве их близких), наш свидетель пишет: «Я не могу описать отчаяние этих несчастных женщин»56.
«Я не могу описать отчаяние этих несчастных женщин»
56
В своем свидетельстве молодой человек не обходит стороной и ключевой вопрос: «А что сказать о том, в каком физическом и нравственном состоянии пребывал при всем этом я? Я был вынужден присутствовать при этих убийствах, но никакие попытки выразить протест ни к чему бы не привели. Среди трехсот жертв были и члены моей семьи… Все мы знали, что наши дни сочтены, и думали о будущем со смирением. К тому же поляки говорили нам, что, по их сведениям, остальных евреев ждала та же участь в течение ближайших трех месяцев57…
«А что сказать о том, в каком физическом и нравственном состоянии пребывал при всем этом я? Я был вынужден присутствовать при этих убийствах, но никакие попытки выразить протест ни к чему бы не привели. Среди трехсот жертв были и члены моей семьи… Все мы знали, что наши дни сочтены, и думали о будущем со смирением. К тому же поляки говорили нам, что, по их сведениям, остальных евреев ждала та же участь в течение ближайших трех месяцев
57
Нет ничего удивительного в том, что отчаяние населения и наивность некоторых людей принимала абсурдные формы. Некоторые евреи, обессилев от голода, приходили на открытую площадь, откуда отправлялась депортация “на восток” и умоляли нацистов отправить их туда, но немцы с презрением отталкивали их»58.
Нет ничего удивительного в том, что отчаяние населения и наивность некоторых людей принимала абсурдные формы. Некоторые евреи, обессилев от голода, приходили на открытую площадь, откуда отправлялась депортация “на восток” и умоляли нацистов отправить их туда, но немцы с презрением отталкивали их»
58
Эти истории о депортации «на восток», выходящие за рамки того, что может воспринять нормальная психика, показывают нам, насколько узким было поле для маневра повсюду, где нацисты устанавливали свою власть, сначала для евреев, а с 1941 года и для христиан. Они не могли укрыться ни от зверств эсэсовцев, ни от вездесущего гестапо и были настолько наивны, что чувствовали себя защищенными, когда у их дверей рыскали дышавшие ненавистью коллаборационисты.