К этому следует добавить, что после снятия маршала Жукова Кремль предусмотрительно удалил армейские контингенты из Москвы — в столице находятся только войска госбезопасности и милиции. Вот еще одна причина, почему армия не способна играть большой роли в кремлевской борьбе за власть — любой с ее стороны вызов означал бы войну с полицейскими войсками, а на это вряд ли кто из высшего военного командования когда-нибудь решится. Армия смирилась с установленной Кремлем субординацией, в которой она сама занимает подчиненное положение.

Это не значит, однако, что полностью исключены попытки нарушения установленного статус-кво со стороны отдельных амбициозных военных, если их поддержит кто-то в Кремле и если этому будет способствовать сложившаяся там политическая ситуация.

Такая благоприятная ситуация возникла в период децентрализации власти при Черненко, когда обязанности старого и больного Устинова на посту министра обороны фактически исполнял честолюбивый и решительный начальник генштаба маршал Николай Огарков.

Что касается обязанностей политического импотента Черненко, то их поделили тогда между собой Михаил Горбачев и Григорий Романов, два секретаря ЦК в Политбюро.

После их схватки за власть у гроба Андропова, в кремлевской борьбе на несколько весенне-летних месяцев 1984 года установилось как бы некоторое затишье, и Горбачев, не любитель углов и конфликтов, пытался заключить с Романовым перемирие, modus vivendi, что выражалось даже внешне: он демонстративно заговаривал с ним на разного рода церемониях, встречал и провожал его на Шереметьевском аэродроме во время его поездок за границу, всячески пытаясь снять напряжение, хотя и не собираясь отступать.

В решающую стадию эта борьба вступила осенью 1984 года. Пока взгляды многочисленных зрителей были устремлены на кремлевскую сцену, где после двухмесячного отсутствия, с трудом, с помощью врачей и ассистентов, совершал свои последние церемониальные выходы смертельно больной Черненко, главное действие кремлевского спектакля, как обычно, происходило за кулисами. А необычным на этот раз было то, что чуть ли не впервые в советской истории появилась редчайшая возможность, которой, увы, тогда никто не воспользовался, — заглянуть в святая святых советской империи не тайком, не с помощью секретных источников, слухов и гаданий, а сквозь призму официальной прессы. Вот как, судя по ней, развивался осенний акт кремлевской драмы.

В начале сентября, когда снова вынырнул на поверхность из своего предсмертного небытия Константин Черненко, Григорий Романов отправился в Эфиопию, однако вовсе не для того, чтобы спасти ее несчастный народ от голодной смерти, но чтобы присутствовать в Аддис-Абебе на съезде только что учрежденной коммунистической партии. Это официально. А неофициально — чтобы с помощью оружия и советников укрепить тамошний просоветский режим. На этот раз Горбачев уже не встречал и не провожал Романова, как позже не встречал и не провожал Горбачева Романов во время его поездок в Венгрию и Англию — дипломатическое перемирие между ними кончилось.