Светлый фон

«Я хочу выглядеть милой и привлекательной, чтобы получить помощь».

«Мне страшно. Не причиняй мне вреда».

«Мне проще согласиться, чем спорить с тобой».

Мы покорно улыбаемся, когда боимся: настоять на своём, обидеть, ошибиться, показаться сухими, высокомерными и невежливыми, получить агрессию в ответ. Боимся настолько, что готовы покориться.

Всё детство приходилось притворяться — стараться сдерживать слёзы, не показывать недовольство, злость, раздражение перед отцом. Этот придурок запугивал, угрожал, высмеивал, издевался, мог ударить, если ему что-то было не так. Шутка его не показалась смешной, сказала, что замечание несправедливое, не согласна с чем-то, мнение своё высказала — на, получи. <…> Ещё бесит идиотский паттерн улыбаться до ушей от волнения. Когда незнакомые люди и я стрессую — становлюсь очаровашкой, дружелюбной, хотя в тот момент может быть совсем другое настроение. Думаю, это привычка из детства, чтобы задабривать. У меня был один случай: я в молодости тусила с каким-то своим приятелем до поздней ночи, а когда вернулась домой, поняла, что потеряла где-то ключи и у меня разрядился мобильный. Метро закрылось. Денег нет. В квартиру не попасть и никому не позвонить. В общем, я в расстроенных чувствах сижу на лавочке во дворе своего дома (район у меня тогда был специфический, хрущёвки в промышленном районе рядом с ЗСД, криминогенная обстановка, все дела). Мне холодно, страшно. И ко мне подсаживается какой-то мужик средних лет… и настойчиво расспрашивает, почему я здесь сижу и не хочу ли я пойти к нему, чтобы не сидеть на улице. И пододвигается всё ближе. Потом в какой-то момент отворачивается на секунду, я срываюсь с места, обмирая от ужаса, и быстро убегаю… Нахожу круглосуточный магазин, сажусь там на какие-то ступеньки внутри помещения, и ко мне подсаживается ещё один мужик! …Молодой подсобный рабочий из этого магазина. И начинает спрашивать: «Ты чего такая грустная? Ну улыбнись! Ну не грусти!» И я улыбаюсь через силу! Самое главное, я вообще не понимаю, зачем я улыбаюсь, я не хочу улыбаться, мне страшно, я в отчаянии… но я улыбаюсь на каждое его «ну улыбнись». Десять лет прошло, а всё не могу забыть тот случай. Улыбалась, как дрессированная собачка, хотя плакать хотелось.

Всё детство приходилось притворяться — стараться сдерживать слёзы, не показывать недовольство, злость, раздражение перед отцом. Этот придурок запугивал, угрожал, высмеивал, издевался, мог ударить, если ему что-то было не так. Шутка его не показалась смешной, сказала, что замечание несправедливое, не согласна с чем-то, мнение своё высказала — на, получи. <…>