В Егоре живет не только мужицкий собственник в узком значении этого слова. На нем раскрывается тема освобождения от обостренного индивидуализма, от внутреннего одиночества, определяющего душевный склад и жизненную судьбу панферовского героя. Большая жизнь, куда он вышел однажды с телегой, нагруженной домашним скарбом, сравнительно быстро уничтожила в нем чувство собственности на вещи, на землю, на свое хозяйство. Но в нем долго еще продолжает жить индивидуалист, оберегающий свой душевный мир от постороннего взгляда, стремящийся пройти в жизни по обособленной, никому не известной, скрытой тропинке.

Теперь нам становится понятным весь путь Егора в драме. Понятно и его бегство из родного села в незнакомый мир, где как будто легче проложить свою незаметную тропу. Понятны его замкнутость, сдержанность и та личина беспечного шутника и острослова, которой он старался закрыть от окружающих свое человеческое лицо. Понятно, почему так трудно далось Егору и последнее (последнее ли?) внутреннее освобождение. Он боролся с самым неуловимым и трудно уязвимым противником в самом себе.

Побороть этого противника ему помогла сама жизнь. Но у него были и свои индивидуальные качества, которые дали ему возможность выйти победителем из этого своеобразного поединка. Это — его душевный максимализм, фанатическое стремление поймать в руки правду жизни, найти окончательный закон, который оправдал бы существование человека в трудах и страданиях, сделал бы его жизнь легкой и радостной.

4

4

Рядом с Егором появляются в панферовской драме и другие искатели правды. Они возникают перед нами, как будто освещенные изнутри волшебным фонарем художника.

Есть в пьесе Панферова персонаж, который занимает в драматическом действии сравнительно скромное место. Это девушка Ксеня — изящное маленькое существо, «пигалица», как называет ее Егор Дударев. По всей вероятности, когда пьеса Панферова будет поставлена на сцене, автор выслушает немало упреков за то, что он недоработал обаятельный образ своей героини. Ксеня — образ литературный по преимуществу. Он создается больше по ремаркам драматурга, чем в действии. События идут как будто мимо этой девушки, только слегка задевая ее. Она участвует в них пассивно, не совершает ни одного поступка, который повернул бы ход драматического действия хотя бы на одно мгновение.

И слова, которые говорит Ксеня, сами по себе обычны и ничем не замечательны. Особое значение они приобретают от интонации, с какой произносит их девушка, от ее смеха и ясного взгляда. Для театрального, а не литературного персонажа такие свойства очень невыгодны. Есть опасность, что роль Ксени потеряется на сцене и окажется бледной, недосказанной. Очень трудно актеру играть только внутреннюю интонацию персонажа, не подкрепленную драматическими положениями.