Больше всего в спектакле пострадал от этой операции Телятев (Н. Подгорный) — самый интересный персонаж из всех второстепенных лиц «Бешеных денег». Его трудно узнать в том на вид приятном, но совершенно бесцветном молодом человеке, который живет под его именем в спектакле. От телятевского характера, яркого и по-своему сложного, ничего не осталось. К тому же этот Телятев временами ведет себя неподобающе для своего положения в московском обществе. То он гоняется с револьвером в руках за обеими Чебоксаровыми и Кучумовым, и тогда превращается в проказника из старого водевиля или из какой-нибудь легкой гольдониевской комедии. То он становится в пару с Глумовым, и оба они идут плечом к плечу, словно в строю, через всю сцену в ее глубину к центральной двери и, подобно эксцентрикам, одновременно проходят в нее, каждый через ее отдельную половинку.

От таких «игровых» эпизодов образ Телятева окончательно разрушается. В устах этого «условного» персонажа даже превосходный телятевский текст теряет большую долю своей выразительности и афористического блеска.

И Глумов (В. Езепов) потерял свой динамичный характер умного, опасного хищника и превратился в декоративную, странно неподвижную фигуру с лицом, похожим на маску, на которой застыла надменно-брезгливая гримаса. А «важный барин» — каким видел Островский своего Кучумова (В. Кенигсон) — неожиданно оказался вертлявым комическим старичком, пришедшим на сцену, подобно Телятеву, либо из водевиля, либо из той же веселой комедии Гольдони. В Надежде Антоновне Чебоксаровой (Е. Шатрова) следов такой подчеркнутой стилизации нет. Но и у нее индивидуальные черты характера оказались стертыми. Светская женщина «с важными манерами» и с нравом сводни стала походить на безличную даму-компаньонку, на старую дуэнью, давно безразличную ко всему, что ее окружает.

Не случайно возникает в памяти имя Гольдони, когда смотришь из зрительного зала на игру исполнителей в «Бешеных деньгах». Итальянский классик явно присутствует в этом спектакле.

Гольдони многими сторонами своего таланта был действительно близок Островскому. Но ему был близок Гольдони, крепко стоявший на земле, автор «Трактирщицы», «Кофейной», «Кьоджинских раздоров» и других реалистических комедий, ярких по жизненным краскам, задорно-насмешливых в своей сатирической направленности.

Однако рядом с художником-реалистом в том же Гольдони жил театральный проказник, сочинитель условных комедий, в которых действуют не живые люди, а театральные маски. И эта вторая гольдониевская личина Островскому была чужда.