— Вот то самое место, — проговорил Митко, останавливаясь возле груды камней, образовавших как бы естественную баррикадку перед отлогим склоном, поросшим густой травой и незнакомыми, похожими на большие лиловые колокольчики цветами.

Не спрашивая, какое это «то самое» место, едва глянув на чистые, словно вымытые, выскобленные и уже как бы приобретшие налет музейности камни, на явно нездешние, привезенные издалека цветы, Алексей понял, что имел в виду Митко. Здесь, в схватке с лазутчиками, погиб болгарский пограничник. И если бы Митко не остановился, не обратил внимания, Алексей все равно догадался бы, потому что такие же памятные места и такой же склон в цветах он видел и на тропах своей границы.

— Они прошли вон там, — Митко показал на низину с кустами-змеями, от которой тянуло жутковатым, знобящим холодком. — А он их чуть пропустил, чтобы взять с тыла…

— Знаю, — мягко перебил Алексей. — Они услышали «Стой!» и бросились в горы, чтобы уйти опять за кордон. А он разгадал их маневр и вот по этой тропе бросился наперерез. Вот здесь он устроил засаду. Один против троих.

— Ну да, — с благодарностью взглянув на Алексея, сказал Митко. — Откуда ты знаешь?

— Знаю, — проговорил Алексей уверенно. — Одного он все-таки уложил. А потом пуля повредила его автомат, и он бросился на них с камнями…

— Да… — вздохнул Митко. — Они и мертвого боялись его перешагнуть. И не ушли. Он не дал им уйти… Вон там их и похватали… У вас на границе тоже был такой случай?

— Был! — произнес Алексей в раздумье, вызывая памятью все подробности места, где погиб советский пограничник, и как бы сличая это место с тем, что сейчас было перед глазами. Там море, берег, песок, могучий сосняк, здесь — горы, река, змеиные заросли кустарника… Разве что камни одни и те же… А в целом фауна, как сказал бы Лавров, совершенно разных широт. Но почему так навязчиво совпадение?

И, глядя на отбеленные, отполированные ветрами и дождями камни, словно принесенные сюда, к месту гибели болгарского пограничника, из тысячеверстного далека, из другой страны, из-под величавой бронзовой сосны, под которой погиб советский пограничник, Алексей подумал о том, что и после смерти людей этих, не знавших друг друга, связывает нечто большее и нечто более крепкое, чем внешняя схожесть пейзажей. Удивительно похожи их судьбы, вернее, смысл их жизней.

«Они погибли в разных странах, на разных границах, но за нечто общее. И это общее породнило их навсегда», — подумал Алексей, почувствовав внезапное облегчение от простой этой мысли.

Митко тоже о чем-то размышлял, оттянув — чтоб отдыхала рука — ремень автомата. И, взглянув на него, на чуть заваленную на затылок фуражку, открывшую мокрый со спутанными волосами лоб, на сбитые и поцарапанные, но тщательно зашпаклеванные гуталином сапоги, Алексей уже твердо знал, что, случись что-нибудь, Митко не подведет, такой не мог подвести.