Разумеется, отличный вечер продолжила не менее приятная ночь, после которой Гарри тут же уснул, свернувшись калачиком под боком у Северуса. Но самому Снейпу не спалось. Он ещё полежал какое-то время рядом со своим любовником, слушая его тихое спокойное дыхание, а потом надел халат, взял ещё одну бутылку вина и два бокала и пошёл в свою кладовую.
Когда он осветил Lumos небольшое тёмное помещение, Джеймс на портрете зашевелился и зевнул. Видимо, он уже спал. Северус почувствовал укол совести. Он поставил бокалы на тумбочку и налил в них вина, не говоря ни слова.
— Я так понимаю, с Гарри ты помирился? — спросил Джеймс, протирая краем футболки очки.
— Прости, — отозвался Северус, слабо улыбаясь.
— Не извиняйся, — отмахнулся Джеймс. — Главное, что ты пришёл.
Северус наколдовал стул и присел на него, поднимая один бокал.
— Я бы чокнулся с тобой, да тянуться за стаканом далеко, — попытался пошутить Джеймс, но Северус на этот раз даже не улыбнулся.
Он закинул ногу на ногу и принялся прожигать портрет взглядом. Все мысли, которые сейчас роились у него в голове, были нелепы и абсурдны. Он думал о себе, о Гарри и о Джеймсе. Это был какой-то странный треугольник. Сюрреалистичным было то, что соединяла Гарри с его отцом не степень их родства, а? как ни странно, сам Северус. Он каким-то непонятным образом сейчас оказался между ними, словно прокладывая мостик времени от одного Поттера к другому. Каждый был дорог ему по-своему. Причём Северус не мог точно сказать, кто больше. Разумеется, любил он по-настоящему только Джеймса, но сейчас перед ним был не Джеймс. Это был всего лишь его портрет. А Гарри… настоящий, живой и тёплый сейчас лежал в его постели в подземельях. Однако Северус предпочёл ему и нагретой кровати холодную сырую кладовую и общество нарисованной картины. И он не мог понять, почему.
То ли память о возлюбленном была такой яркой и сильной, что он просто не мог не сидеть тут сейчас с портретом Джеймса, то ли подсознательно понимал, что Гарри был не тем человеком, с которым он хотел бы связать свою жизнь навсегда… То ли он просто постепенно сходил с ума от всего, что на него так резко навалилось. Он тяжело вздохнул.
— Это ведь наше первое Рождество вместе, Джеймс, — задумчиво проговорил он, делая большой глоток.