— Или всё было устроено так, чтобы это выглядело, как дело рук психа. Их было больше одного. Пять или шесть случаев, про которые мне известно. Все они были связаны с моими клубами, а через них со мной. Так что не надо мне тут рассказывать, что у меня нет врагов. Или тебе кажется, что нет людей, которые были бы рады убрать меня с дороги?

— Кто? — спросил Ноэль. — Я не устаю тебя спрашивать: кто? Ты заявляешь мне, что я коп под прикрытием. Но это не объясняет, почему за тобой следит полиция. Кто пытается до тебя добраться, Эрик?

Эрик замолчал, потом зловещё произнес:

— Я знаю кто.

Ответ прозвучал жалко, и даже Эрик это понял. Ноэль воспользовался случаем, чтобы встать со стула.

— Какой-то неведомый враг, у которого нет ни лица, ни имени, ни причин за тобой гоняться.

— Я сказал, что знаю, кто это.

— Тебе нужна помощь, Эрик. А не защита этого придурка.

Маквиттер двинулся было в его сторону, но глянул на Эрика — и замер на месте.

Не совсем понимая, что именно делает, Ноэль инстинктивно подумал: надо убираться из этой комнаты, из этого дома.

— Куда ты? — крикнул ему вслед Эрик, на этот раз с ноткой истерики в голосе.

— На улицу! Прогуляться! — отозвался Ноэль, не оборачиваясь. — А завтра — обратно на Манхэттен.

— Ты ещё ничего не опроверг, — напомнил ему Эрик.

— И не собираюсь.

— Если уйдешь сейчас, можешь не возвращаться. Вообще.

Ноэль отодвинул раздвижные двери, ведущие на веранду.

— Никогда! — снова выкрикнул Эрик. Его голос, словно метательный нож, резанул Ноэля. — Слышишь?!

Ноэль шагнул на веранду и вдохнул свежий, прохладный воздух. Опустив руки на балюстраду, он смотрел через бухту на низкие полоски огней — городки на побережье Лонг-Айленда. Его трясло так, что ограждение ходило ходуном под его руками. Ему нужно отсюда убраться.

Он прошел вдоль тускло освещённой ограды до ворот, откинул щеколду и медленно, задумчиво, спустился к океану. Луна висела почти точно над его головой и освещала поверхность воды, словно прожектор. Должно быть, дело к полуночи, подумал он.

Некоторое время он брел вдоль покинутого берега и в конце концов уселся на дюне, где шины полицейских машин и строительных грузовиков оставили глубокие узорчатые следы. Там он позволил себе расслабиться. Его колотила отчаянная дрожь. Чувство было такое, что все мышцы шеи скрутило узлами, которые требовалось развязать; он надеялся, что грохочущий прибой унесет всё его напряжение, страхи и гнев.