Светлый фон

Гарри не смел поднять глаза на Драко. Заклинание! Все, что было — все его счастье, все муки — не более, чем действие какого-то дурацкого заклинания! И на самом деле они по-прежнему ненавидят друг друга — просто чары заставили их думать и чувствовать наоборот. И опять, словно читая его мысли, Вольдеморт произнес:

— Зачем размышлять о природе и причине чувств, Гарри? Чувствам надо отдаваться. Мой друг Люциус со мной не согласен — он считает, что чувства свои надо подавлять и жить исключительно разумом. Зачем?

Это путь к скуке, одиночеству и бессмысленности бытия. Если рассуждать логически, кому и зачем нужна власть над миром? Это так хлопотно. Но если отдаться своим чувствам — тогда это обретает смысл. Для человека, влюбленного во власть, нет ничего желаннее, чем власть над миром, власть абсолютная. И неважно, имеет ли это смысл.

Гарри поднял глаза на Темного Лорда, пораженный его вдохновенным тоном. Он вдруг поймал себя на том, что это чудовищное существо в этот миг кажется ему красивым — белая кожа в обрамлении иссиня-черных волос, узкие бескровные губы — своеобразная красота, которую только подчеркивали змеиный нос и красные глаза.

— Сейчас ты влюблен в Драко, — продолжал Вольдеморт, не сводя с Гарри глаз, — и тебе страшно подумать, что когда-нибудь это чувство может пройти. Но когда оно пройдет — а оно пройдет, не сомневайся, — ты не почувствуешь сожаления, потому что это произойдет только когда ты сам будешь готов. Поверь мне.

Он замолчал, задумчиво вертя в пальцах палочку Гарри. Потом произнес:

— Я бы хотел, чтобы меня оставили с мистером Поттером и мистером Малфоем-младшим.

Задвигались стулья, зашуршали мантии. Люциус остановился в дверях, поджидая Червехвоста и Лестранга.

 

— Червяк! — неожиданно окликнул однорукого Вольдеморт. — Лови! — он швырнул Червехвосту палочку Гарри и, когда тот мгновенно поймал ее серебряной рукой, добавил: — Можешь сделать то, о чем мы говорили.

Червехвост, издав какой-то ликующий писк, моментально обернулся крысой — отчего Драко инстинктивно поднял ноги — и скрылся за гобеленом.

— Господин, — раздался голос Лестранга. — А как же моя награда?

— Попозже, Патрик, — ответил Вольдеморт.

— Вы обещали, господин, — робко напомнил Лестранг.

— Я помню, Патрик, — раздраженно откликнулся Вольдеморт. — Я же сказал — позже!

Лестранг, склонив голову, вышел, и Люциус закрыл дверь.

Вольдеморт махнул палочкой, и стол моментально стал девственно чист. Второй взмах палочкой — и два кресла встали у камина напротив друг друга, а на каминной полочке появилась бутылка красного вина и три бокала.