Стол. Глиняные чашки литрового размера. На удивление много — пять штук. Хагрид моет посуду раз в неделю? Нет, скорее, это пресловутые посиделки с гриффиндорцами. Чисто вымытая тарелка с ложкой, оставляемая для хранения прямо на столе — о, понятно, тут живёт нелюдимый холостяк. Старая газета вместо скатерти… ну и рожи… Не поняла?

— Парвати, — негромко позвала Лаванда подругу, пытающуюся что-то разглядеть в очаге с разрешённой пока дистанции. — У нас что, летом Гринготтс ограбили?

— Во сне у Будды? — без энтузиазма поддержала шутку Патил.

— Посмотри, что официальная пресса пишет. А то я начинаю сомневаться в своей памяти.

Некоторое время девчонки изучали историческую заметку.

— Колдографу — премию Мерлина, — буркнула Парвати. — Что там было-то, тридцать первого июля?

— День рождения героя, — ответила Браун. — Одиннадцать лет. Скучная передовица о том, что в этом году он будет явлен миру и поступит в Хогвартс.

— Вот эта сенсация затмила бы любого героя, — покачала головой Парвати, глядя на аршинный заголовок под одной из чашек. — Одной статьёй точно не обошлось бы.

— Тут ты права, подруга, — кивнула Лаванда. — Такая жемчужина подмётных новостей… Впору пожалеть, что выносить ничего нельзя. А давай вернёмся сюда ещё раз, но без этих обещаний?

Пёс на подстилке тихо заскулил.

— Окстись, — нахмурилась Патил. — На этой скатерти наших мальчиков чаем поят, забыла?

— Да, ступила, — согласилась Браун. — Скатертинку будут искать. Но хоть копию-то сделаешь?

— Нельзя, — опять отказалась Парвати. — Нельзя выносить то, чего не принёс с собой. Я сделаю матрицу, а в спальне перенесу на бумагу. У тебя память цепкая — «срисуй» колдографию. На каникулах через думосброс проявим, я на стену повешу. Такие рожи — это что-то! Буду гостей морить со смеху.

— Готово, — отозвалась сосредоточенно молчавшая всё это время Падма. — Так, все смотрите сюда. Вот эта тонкая ниточка по полу — видите? Не наступать ни в коем случае, переступать высоко. Теперь здесь. Вставать можно только на эти два пятачка. Давайте, аккуратно.

Три заговорщицы, потеснившись, расположились около очага.

— Гебридский чёрный, — пробормотала Лаванда, глядя на матово-чёрное яйцо.

— Норвежский горбатый, — возразила Падма, смотрящая туда же из-за спины Парвати — им пришлось уместиться на одном пятачке. — Золотистых крапинок нет, видишь?

— Ни то, ни другое, — вынесла вердикт внимательно изучавшая яйцо Парвати. — Это вообще не живое. И не мёртвое. В смысле — оно неживое, минеральное.

— Уверена?

— Да, Пади. Меняемся.