Не включая свет, Борис неторопливо натянул рубашку и брюки, поставил на плиту чайник и подошел к окну.

Облака за ночь разошлись. Небо было черным и казалось бездонным. Мерцали звезды. Бор невдалеке тонул в плотной белесой лепешке тумана, струящегося меж деревьев. Туман доходил почти до самого микрорайона, где резко, словно обрезанный гигантским ножом, обрывался во тьму у двух первых девятиэтажек.

Закипел чайник. Борис оторвался от окна, выключил газ и, заварив себе чай. Сел за стол.

В голове ворочались тяжелые мысли, мысли о себе, о Светлане, которая на самом деле ему ужасно нравилась, а после этой ночи — тем более, о будущем, несправедливо поступившим с ним и с этой женщиной, которой не хватает мужской ласки и любви. И с Юлькой, уже видевшей — Борис это прекрасно понимал — в нем отца, и никак не меньше. Вся эта возня с параллельными мирами — стоит ли она счастья и благополучия этих людей? Или самого Бориса?

Захотелось на все плюнуть и просто жить. Как жил раньше, считая себя Сташевским, а никаким не Фроловым. Думать о простых доступных вещах, заниматься своим любимым делом, по-настоящему любить и ненавидеть, переживать о простых мелочах, радоваться ничтожно малому и необъятно большому…

В груди у Бориса защемило.

«…это твой долг…»

Долг? Долг перед кем? Перед людьми, разрушившими его жизнь и похитившими десять лет его жизни, подменив чужой, а потом лишив Бориса и ее? Людьми, для которых Светлана — лишь момент истории, а не живой человек? Перед будущим, которого еще нет и неизвестно, будет ли? Да и сами эти люди, распоряжающиеся чужими судьбами, вертящие ими с легкостью жонглера, забавляющегося на досуге перебрасыванием из руки в руку трех шариков — их нет. Еще нет…

«…действуй по своему усмотрению…»

Действовать… Как? И нужно ли все это? Эти люди — не история, не далекое прошлое. Вот они — живые. Они есть. А Борис? Есть ли он на самом деле? Его нет, не должно здесь быть. Он — фикция, ошибка, призрак будущего. И не лучше ли прекратить весь этот балаган, и дать истории идти своим путем?

Борис повертел пальцами бокал, невидящим взглядом уставясь в него, потом сделал глоток горячего чая, поморщился. Нахмурил брови.

Нет, прошлое не изменить. И он здесь потому, что это все уже когда-то было. Он — актер, исполняющий роль по давно написанному сценарию, а режиссеры — они там, в настоящем, и им видней. А Борис здесь.

Действовать по-своему? Хорошо. Он все расскажет Светлане. Обязательно. Она должна все знать, и не строить иллюзий на его счет. А там уж — что будет, то будет…

Из-за закрытой двери до слуха Бориса донесся шум сливаемой воды в туалете. В полной тишине звонко щелкнул выключатель. Послышалось сбивчивое шлепанье босых ног, и дверь на кухню, чуть слышно скрипнув, приоткрылась. В образовавшийся проем, стукнувшись плечом о дверной косяк, вошла сонная Юлька. Чуть пошатываясь и потирая закрытые глаза, девочка прошла к раковине, нащупала на полке бокал, открыла воду и подставила бокал под струю. Пока набиралась вода, Юлька почесала ногу об ногу и широко зевнула, запрокинув голову назад. Бориса, сидевшего за столом в полной темноте, она не заметила.