– Не знаю, – ответила Гаота.
События развивались вовсе не так, как они предполагали. И в тот день, когда они бежали к Приюту, выбравшись по толстому стволу выращенной Джором тыквы из Козлиной пропасти. И в тот день, когда Хила назвала Йоку болью и каким-то слугой. И даже теперь, когда снег стремительно истаивал на взгорках, а трудности испытаний и сложности зачетов были таковыми, что всякое дополнительное беспокойство в голове просто не умещалось.
И все же Стебли переменились. Переменились после того солнечного и ужасного зимнего дня, в котором, как потом узнала Гаота, сначала произошло общее собрание над трапезной, во время которого Гантанас повторял какие-то рассказы из истории полуторатысячелетней давности, а потом случилось что-то непонятное, свидетелей чему почти не было, поскольку все уже успели добежать до своих комнат, а когда на улице раздался всепоглощающий истошный визг, никто уже не мог двинуться с места. Никто даже точно не мог сказать, сколько все это продолжалось, но когда это закончилось, бросившиеся к окнам смельчаки увидели только уводившего к тюремной башне плачущую Йоку Гантанаса, закутывающую почему-то голого Олка в куртку Кайлу, поднимающуюся на ноги Мисарту, и Юайса, берущего на руки Тиса, у которого были то ли окровавлены, то ли обожжены ладони. Потом они увидели Сиону и Фаолу, которые бросились к той же Мисарте. Ну и всех остальных наставников, что тут же начали расхаживать по двору с озабоченными лицами, хотя заботиться надо было, наверное, куда как раньше, а теперь чего уж. Последний зимний снег, который начался почему-то при чистом небе, валил так, что скоро скрыл не только неизвестно откуда взявшийся пепел, но и следы тех же наставников. Да и этот странный дождь, что залил едва ли не все Стебли изнутри. Хотя дождь-то точно был обязан своим появлением Сионе. Главное, что ключник Слат нежданной сырости не испугался, потому как дождь все лучше пожара даже в каменных хоромах, хотя он же с недовольным лицом с неделю бросил по самым укромным помещениям Стеблей с корзиной, в которую собирал какие-то обгорелые деревяшки, про которые совсем немногие знали, что это пищалки. Но, что было самым главным и самым ужасным, и тем, что передавалось из уст в уста, так это было то, что вот эта самая Йока – да-да, самая младшая девочка из всего первого потока, хотя что там было девочек-то – Сиона, Фаола, Дина, Йора, Гаота, Мисарта и Йока – убила и Оллу, и, судя по всему, Спрая.
– Нет, – сказал подругам Тис, когда после возвращения со дна Козлиной пропасти они оказались в его комнате. – Йока не убивала Спрая.