Древние слова забытого языка Атлантов заставили застывших до той поры гончих встрепенуться. Туманные создания нетерпеливо закружились вокруг девушки, по очереди приближались и причащались человеческой плотью с её руки. Заклинание ещё продолжалось, когда Астральные гончие одна за другой улеглись на тело принесённого в жертву и впитались в него. Буквально за несколько минут произошло немыслимое – раны трупа закрылись и затянулись, оставив после себя едва различимые тонкие красные полосы на его белой коже, а сам труп зашевелился и довольно проворно поднялся на ноги. Ритуал почти завершился. Почти.

Илана устало улыбнулась и вложила недавней жертве в рот последний кусочек её же сердца, заглянула в обесцвеченные глаза и коротко приказала:

– Приведи мне его!

* * *

Маска способна пристать настолько сильно, что носящий её забывает о своём истинном лице. А вскоре и теряет его. Теряет себя, становясь кем-то другим. К счастью, Алексею Соколову это не грозило, хотя иногда я всерьёз считал, что мой товарищ способен заиграться в своём неизменном амплуа весельчака и балагура.

– С каких пор ты стал интересоваться моей частной жизнью, Лёша? Или ты решил, что длинный нос портит твою физиономию, и решил бесплатно его укоротить? Так я не пластический хирург, рубцы останутся на загляденье, в лучших традициях девятнадцатого века!

Староста поперхнулся и неверяще уставился на моё невозмутимое и абсолютно серьёзное лицо. Следовало развивать успех, да и настроение соответствовало.

– Сёстры Мияги – это мои близкие подруги. Я отношусь к ним как к родным сёстрам. И не думаю, что твой ветреный характер способен хоть как-то положительно повлиять на этих девушек. Мне продолжать, или ты сам догадаешься о дальнейшем содержании моей речи?

Рыжий оскорблённо насупился, сложил руки на груди и восстал из кресла, в котором выслушивал, наверное, первую за всё время нашего общения нотацию. Именно что восстал, слегка набычившись и довольно грозно сопя и сверкая глазищами из-под вьющейся рыжей чёлки, так и норовящей заслонить ему обзор.

– Чё?

Мой хохот, наверное, слышали даже соседи. Трудно было сдержаться, услышав из уст своего товарища такую незамысловатую, но, безусловно, весьма информативную словесную конструкцию. Лёха смеха не оценил и поступил, как должен был соответственно возрасту, якобы поддавшись вскипевшим в его крови гормонам. Его кулак с звонким шлепком впечатался в подставленную мной ладонь. Сжав его пальцами словно в тисках, я вопросительно посмотрел ему в глаза и спросил:

– Когда ты наиграешься?