– Всё! Хватит! Доедай, я пока машину вызову. – Алекса вновь улыбнулась и отошла чуть в сторону, на ходу доставая телефон из кармана своего неизменного плаща, наводя меня на мысли, что в её одежде всё может оказаться не так-то просто. Иной причины ношения именно такой специфичной формы я представить себе не мог.
«Леон, срочно позвони!»
Ультимативность сообщения, пришедшего от абонента «Калашников» вынудила меня напрячь память в поисках того, что могло заставить этого тихого и скромного парня, обычно использующего в речи весьма сложные литературные обороты, использовать такую короткую и рубленую фразу. Память услужливо подсунула результат нашего с ним разговора в тире. Значит, посылка уже пришла. Однозначно надо ехать в школу!
– Дима, здравств… – дождавшись подключения, начал говорить я, но смолк, сметенный ответным напором пребывающего в религиозном экстазе безумца:
– Леон, почему ты не предупредил?! Ты хоть понимаешь,
– Отставить истерику, кадет Калашников! – гаркнул я спустя минуту этого словесного безумия и, дождавшись наступления благословенной тишины, добавил уже гораздо более тихим голосом: – Да, я всё прекрасно понимаю. А у тебя в школьном гараже стоит полный комплект для обслуживания и полноценного ремонта экспериментальной модели лёгкого мобильного пехотного доспеха типа «Тэнгу», которого не существует в принципе и он не упоминается ни в одном каталоге. Ну и вышеозначенный пехотный доспех в одном экземпляре, плюс пара центнеров запчастей. Всё верно?
Калашников что-то пробормотал в ответ, явно пребывая в экстазе. Я разобрал только слово «можно», усугубленное вопросительной интонацией.
– Нет, Дима, ты уж дождись меня. Мастер-ключ в таких делах обязателен, так что наберись терпения, скоро буду, – категорично отрезал я все его поползновения и нажал «отбой». – Нет мне спокойствия! Алекса, я готов! И, боюсь, мне надо спешить!
* * *
– У тебя вообще есть совесть?! – патетично воскликнул староста, стоило мне отпереть дверь нашей с ним квартиры и ввалиться в прихожую.
– Да, Лёха, есть, и только она не даёт мне тебя пристрелить, потому что я потом не смогу посмотреть в глаза твоему отцу! – устало отмахнулся я, скидывая тапки и шевеля основательно занемевшими от холода пальцами. Большое и светлое чувство грело, но вот снег на тропинках территории ВКШ сначала основательно промочил мою обувь, а потом и застыл в виде тонкой корочки наледи. Организм одарённого справился бы и не с таким, но истощение свело на нет прежнюю устойчивость, и комнате я оказался с носом, полным соплей, заболев чуть ли не в первый раз с двенадцати лет.