Каждый год положение чуть-чуть менялось. В июле 1946 года американцы предоставили кредит на 3,75 миллиарда долларов под низкий процент. В 1948 году был запущен укрепивший наши финансы план Маршалла.

Все подозревали, что вот-вот начнется новая война. Я в том числе. Трудно было думать иначе. Мир делал все, чтобы предотвратить ее, и одновременно готовился. В 1945 году была создана ООН, в 49-м – НАТО. Британия отпускала на свободу свои колонии: Иорданию – в 46-м, Индию и Пакистан – в 47-м, Израиль, Бирму и Шри-Ланку – в 48-м. Еще больше стран обрели независимость от Соединенного Королевства в пятидесятые и шестидесятые годы: Судан, Гана, Малайзия, Нигерия, Кувейт, Сьерра-Леоне, Танзания, Ямайка, Уганда, Кения.

К 1950 году страна вновь встала на ноги, но все взгляды были прикованы к Советскому Союзу и холодной войне. В тот год Великобритания вступила на стороне США в Корейскую войну против китайцев и Советского Союза. Эта стычка повсеместно считалась генеральной репетицией очередной глобальной войны. Она закончилась вничью, Корею разделили пополам.

США и Россия начали массовое производство ядерного оружия, накопив тысячи единиц, – достаточно для того, чтобы сделать Землю навсегда непригодной для жизни. Ядерное оружие создавали и другие страны: Великобритания, Франция, Израиль, Индия, Китай, Пакистан.

Пока весь мир сходил с ума, в моей личной жизни наступила спокойная пора. Мое отрочество протекало в резком контрасте с бурными первыми двенадцатью годами жизни. Мама и папа, как я привык называть Сару и Роберта, любили меня, были строги, но справедливы. Вряд ли сыскалась бы другая пара родителей, которая окружила бы сына такой заботой. Со мной не сюсюкали, однако уделяли мне любую минуту свободного времени, невзирая на усталость. Мама следила, чтобы я выполнял задания по дому и не отставал в школе. У папы всегда наготове имелся какой-нибудь проект, обычно из области естественных наук. Я давно понял: он хочет, чтобы я пошел по его стопам. Роберт считал науку благородным занятием, а важнейшей среди наук для него была физика.

Однако, подобно любому ребенку, вырастающему во взрослого, я наткнулся на пределы своих способностей. В отношении естественных наук и математики пределы эти оказались довольно узкими. Мне не суждено было стать великим – или хотя бы посредственным – ученым. Мои мозги были устроены по-другому. Зато мне легко давались иностранные языки. Возможно, я унаследовал способности от моей настоящей матери. Еще я любил историю, особенно военную. Я прочитал все, что смог обнаружить, о третьей пехотной дивизии, в которой до самой гибели служил мой родной отец. С не меньшим азартом я поглощал книги по истории Германии и Британской империи.