Пейтон по наитию вернулась в узкий проход, где она с матерью обнаружила рисунок самки оленя. Освещенная фонарем фигура была исполнена достоинства. Остальная стена – в разводах сажи, с выдолбленными углублениями, словно выпотрошенная. Такой же чувствовала себя и Пейтон.

Ее страшно тяготило ожидание. Хотелось что-нибудь сделать, но делать было ровным счетом нечего.

Пейтон села и выключила свет. Наступила кромешная сырая тьма, время застыло. Казалось, что Пейтон – пылинка, плывущая в бесконечном черном пространстве, лишенном сил притяжения и света, без переда и зада, верха и низа.

* * *

В наушнике послышался треск, прорывающийся обрывками голос Родригеса чуть не оглушил ее.

Пейтон заморгала и сосредоточилась. Она потеряла счет времени.

– Повторяю, проблема решена, доктор Шоу пришла к соглашению. Всем группам двигаться в пункт «желтый».

Пункт «желтый»?

– Это точка, откуда ведется радиообмен, – добавил Родригес. – Всем группам – на выход.

Пейтон страшно было подумать, что из себя представляло «решение проблемы». Хоть бы мать была жива… Она испытала огромное облегчение. Появилась новая надежда.

Пейтон включила фонарик. Свет – как от взрыва сверхновой звезды. Она подождала, пока привыкнут глаза, и пошла. Свернув за угол, доктор с опозданием боковым зрением заметила какое-то движение. Рот закрыла чья-то рука, ее оттащили назад.

Пейтон попыталась вырваться, но знакомый голос, голос Адамса, прошептал:

– Стойте на месте, доктор.

Пейтон замерла.

Адамс убрал руку.

– Что случилось? – прошептала она.

– Пункт «желтый» – наш условный знак, что все чисто, но надо быть начеку.

– Я умею быть начеку.

Адамс обошел вокруг нее.

– Я дал обещание вашей маме. Позову, когда проверю, что все в порядке.