На полках среди прочей мелочи обнаружил набор юного художника. Недолго думая, купил, накидав сверху конфеток и шоколадок. Нравится ей рисовать, пускай рисует, только делает это нормальными инструментами, а не полудохлыми фломастерами или засохшей до состояния камня краской.

И вот теперь, впервые за долгие годы наблюдал, как происходил творческий процесс: с прикушенной губой, поджатой под себя лодыжкой - старательно выводила линии на бумаге, одну за другой. Вздрогнув от шороха, настороженно посмотрела в мою сторону.

Я же сладко зевнул и потянулся. Права была Валицкая, а вместе с ней профессор Ходжинс – давно не чувствовал себя таким отдохнувшим. Вернулось отличное настроение – хотелось обнять весь мир и расцеловать. И все наладится в иномирье, и все сложится как надо, и Мишку я вытащу на родину, и заживем одной счастливой семьей, как в сказке. И настолько стало хорошо, что рот сам собой открылся и я ляпнул:

- Хотела, чтобы Мишка вернулся?

Это для меня вопрос имел смысл, для всех остальных же, кто давно похоронил и вспоминал от случая к случаю – наиглупейший. Катьке бы покрутить пальцем у виска или язык показать, но она задумалась, засунув кончик кисточки в рот.

- Нет, - наконец уверенно произнесла сестра.

Ответ настолько меня ошарашил, что даже вскочил на кровати, а мелкая испуганно прикрыла рисунок рукой.

- Ты что… ты что такое мелешь?

- Не хочу, - упрямо повторила Катька.

Это она из вредности природной, привыкла противоречить во всем, вот и сейчас спорит.

- Не хочешь, чтобы Мишка вернулся домой живым?

- Нет.

- Кать, он же брат твой, – я был настолько растерян, что даже разумных доводов найти не смог. Да и какие могут быть причины – это же Мишка, наш родной Мишка.

- Когда он умер, только лучше стало, - выпалила она зло и отвернулась, сгорбившись над столом.

А я молчал, пораженный ядовитой стрелой в самое сердце. Как так-то? Хрен с ней с Кормухиной, переживем первую глупую любовь, и с кознями Валицкой справимся, которые не такие уж и страшные, если разобраться по существу. Но это… Это же моя семья, незыблемая и прочная по умолчанию, никогда не требующая сомнений. Единственное, что поддерживало все эти годы, не давая скатиться в глухое уныние и депрессию. Смысл всех гребаных неприятностей, которые стоило терпеть. И получается все зря? Кать, почему?

Пытаюсь спросить, но не могу – слова отказываются слетать с онемевшего языка. Только и делаю, что глупо развожу руками.

- Мишка был плохим и злым.

«Да что ж… да что ж такое городишь, дура малолетняя? Ты в своем уме?!» - хочется воскликнуть, но из глотки вырывается лишь хриплый полустон. В голове всплыл дурацкий рекламный слоган: шок – это по-нашему. Действительно шок, по-другому не скажешь.