– Не хочу.
– А может, случится наоборот: сначала организуют тебе вызов, от которого ты не сможешь отказаться, и одержать победу тоже не сможешь, а после убьют тебя на площадке арены. Если ты, конечно, не сможешь совершить невозможное и овладеть необходимым для гарантированной защиты рангом владения стихии, – после паузы добавил полковник. – Точно не хочешь ничего выпить? Последние минуты свободы, с завтрашнего дня у тебя будет слишком много работы, – снова поинтересовался он.
– Спасибо, но воздержусь.
Какой нужен ранг, кстати, пока даже не спрашивал. Зачем расстраиваться лишний раз до начала тренировок?
– Тогда не смею задерживать, – вполне дружелюбно, можно даже сказать по-родственному улыбнулся мне собеседник. Кивнув ему на прощание, я поднялся и направился к выходу.
– Артур Сергеевич! – догнал меня оклик у самой двери. И когда я обернулся, Николаев произнес: – Завтра утром доложите капитану команды о своем нарушении режима, и получите полагающееся дисциплинарное взыскание. Можете быть свободны.
Эпилог
Эпилог
Николаев расположился на широком парапете ограждения гостевой ложи трибун. Привалившись спиной к стене, он отдыхал. И, глядя на имитированное куполом небо, задумчиво покачивал ногой в высоком кавалерийском сапоге.
Вообще мода – явление цикличное. Идет по кругу, то и дело возвращаясь к разным вехам своего существования. Но если для обычных людей цикличность моды выражена шагом в двадцать-тридцать лет, то у более консервативной аристократии шаги определенно длиннее и дальше: мода на современные, но стилизованные под наряды восемнадцатого века мундиры в России уже не первый год.
Думал я обо всем этом, наблюдая за вычищенным до блеска сапогом полковника.
Окружающий антураж арены, как и на многих площадках подготовки одаренных, духом напоминал античность – грубая кладка стен, белоснежный песок, растянутые над скамьями трибун амфитеатра тканевые тенты. Но если смотреть непосредственно на Николаева, то античность отступала. Одет полковник был так, что прямо сейчас на фото, в чуть состаренную рамку, и один-в-один картина современника или даже сослуживца Лермонтова, присевшего отдохнуть на каменном парапете башен, допустим, Тагрима – древнего города-крепости на Кавказе.
Да, Николаев серьезно утомился. Китель он давным-давно сбросил, белоснежная (с парой подпалин) рубаха расстегнута, на лбу подсыхают капельки пота. Но он просто устал. Хорошо ему.
А я вот едва силы недавно нашел, чтобы отползти в сторону от места на площадке, куда совсем недавно вернул и так не отличающийся богатством разнообразия, а также величиной порции обед. И наблюдал полковника только оттого, что когда рухнул на спину, голова у меня повернулась налево. Склонилась бы направо, или осталась бы смотреть в искусственное небо, вряд ли нашел бы в себе силы поменять положение – даже глазами шевелить непросто. Даже мыслями.