– Ты защитил свою дочь, но подставил моего сына под стволы пушек. И хвала Вселенной, что он сумел вернуться.

Алекс мотнул головой, избавляясь от захвата Саттора. Он едва заметно усмехнулся и изломил бровь:

– Не понимаю, о чем ты, Георг.

Коммандер прошелся изучающимся взглядом по лицу ректора, после посмотрел в умные глаза Романова и… протянул руку.

– Спасибо, – произнес он.

– Даже не представляю за что, – с легкой иронией ответил Алекс.

– За совесть, – произнес Георг.

Романов протянул в ответ руку, не сводя проницательного взгляда с боевого товарища, и сжал его ладонь. Генералы кивнули друг другу и разошлись в разные стороны, потому что открылись большие парадные двери, и в зал вошел император. И тут же тихий рокот людских голосов стих. Гражданские склонили головы, военные и курсанты, напротив, замерли на вытяжку, прижал ладонь к сердцу. Его Величество склонил в ответ голову, приветствуя подданных. Он прошел по залу, приветливо улыбаясь своим гостям.

Рик затаил дыхание. Ему отчаянно хотелось тряхнуть головой, или ущипнуть себя, проверяя очередную смену реальностей. Это была честь! Стоять здесь, среди лучших из лучших, глядя на того, чью славу они столько провозглашали на построениях. Солнечный свет заливал зал через огромные окна, и в его лучах мир казался и вовсе нереальным, словно хороший сон, который развеется с пробуждением, но его обрывки всё равно останутся в памяти.

И было радостно от того, что где-то за спиной стоит отец и видит триумф сына. Когда-то Рик поклялся ему быть лучшим, и у него это получилось. А еще было грустно, когда потому что сейчас рядом мог стоять Егор, но ему уже не суждено получить погоны из рук самого императора. Ему вообще не суждено стать офицером, и жизнь пройдет вдали от родной планеты, но главное, он был жив, и от этого грусть становилась светлей.