– Кажется, пришли.

– Неужели? – снимая рюкзак и вытирая лоб, говорит Борман. – Когда их ждать?

– Это не поезд на Женевском вокзале, здесь точного расписания нет. Но, думаю, недолго.

Борман усаживается, приминая широким задом стебли травы.

– Мне не терпится полетать на этой круглой штуковине, – признается он.

– В который раз ты об этом говоришь? Ты как ребенок. Когда впервые окажешься внутри и услышишь шум двигателей, сразу потребуешь высадки. Точно тебе говорю! Девять из десяти так делают.

– Хочешь сказать, ты тоже?

– Нет, мне посчастливилось стать единицей, – подмигивает Лабберт.

– Вот смотрю на тебя и никак не могу понять. – Борман резко меняет выражение лица. – Откуда ты вообще взялся?

– В смысле?

– Еще в 1939-м, когда тебя отправили в Антарктиду и лично фюрер приказал мне назначить тебя первым лицом, я захотел ознакомиться с личным делом никому доселе неизвестного Лабберта Голдхабера, резко взлетевшего до штандартенфюрера и возглавляющего отдел «Наследия»…

– И что же ты про меня раскопал? – Лабберт тянет улыбку и лезет в чемодан, чтобы достать морс.

– Подозрительно. – Борман выдерживает паузу, поднимая градус важности дальнейших слов. – Дело оказалось у меня на столе в тот же день. Я читал его до тех пор, пока меня кое-что не насторожило…

– Всё, ты меня рассекретил! – усмехается Лабберт, отхлебывая из литровой банки сладкий ягодный сок.

– А знаешь, что именно? Отсутствие несостыковок и черных пятен! Твоя биография была слишком правильной и открытой. Это-то и встревожило. Если бы я отыскал хотя бы один пробел в твоем прошлом, то, вероятно, просто отложил личное дело. Но я не нашел ничего! Тогда и приказал своим людям разнюхивать…

Лабберт присаживается на свой чемодан и внимательно смотрит на Бормана.

– Знаешь, на каждого человека, сколько-то значимого для этого мира, как следует порывшись, можно найти листочек. На этом листочке может оказаться всё, что угодно: незначительные проказы подростка, ошибки молодости, осознанные преступления взрослости, а также порочащие связи с женщинами или мужчинами. Болезни, анатомические особенности, – Борман загибает седьмой по счету палец, – всё, что хочешь. Я и думал, что обязательно что-нибудь найду…

– Я хорошо заметаю следы, – гримасничает Лабберт.

– …и, наконец, нашел!

Гримаса спадает, Лабберт резко уносится в прошлое, начиная перебирать в памяти тридцатые годы.