– Нашел сведения, связанные с тобой, в деле другого человека. В связи с этим хочу спросить: знаешь ли ты некоего господина по имени Клосс?

Члены тайного Клуба ни при каких обстоятельствах не имеют права раскрывать ни себя, ни кого-либо из участников.

– Не твое дело, – резким тоном отвечает Лабберт.

– Вот и Адольф так же сказал, когда я пришел к нему с беспокойством по поводу странного прошлого его рейхскомиссара. «Не твоё это дело, мой дорогой Мартин», – сказал он и велел эту тему больше не поднимать.

– И спустя шесть лет, ты решил нарушить приказ. Зачем тебе это? Просто пойми, у меня действительно есть особые основания не рассказывать о своем прошлом. Всё, что нужно, ты и так хорошо знаешь, а что не нужно – не знает и не узнает никто! – Лабберт каким-то седьмым чувством улавливает вопрос, который только зреет у Бормана. – Нет, я не зарубежный шпион. Можешь даже не думать в этом направлении. Я предан рейху и фюреру, как целый полк СС. Чтобы тебе было легче, скажу одно: в высших кругах германского общества существовало некое сословие, которое, кстати говоря, помогло нашему фюреру в свое время прийти к власти. Оно также помогло и мне. Они в каком-то роде использовали меня как инструмент. До недавнего времени я жил по плану, составленному персонально для меня. Всё, больше я ничего никому не скажу. Не обижайся.

– Не буду я обижаться, – машет рукой Борман. – Я ведь тоже владею секретами, которые лягут в могилу вместе со мной.

Они сталкиваются взглядами, и между ними возникает канал передачи информации. Секундный, непрочный, но Лабберту и Борману вдруг становится ясно, что за действиями последних десяти лет их жизни стоят совершенно другие люди. Они смотрят друг на друга, как бы спрашивая: «а только ли нас двоих?.. Может, еще и фюрера и всех остальных?», но сила контакта ослабевает, и они отводят глаза, пытаясь осмыслить, правда ли они смогли понять друг друга, не открывая ртов.

Между тем, темнеет. На небе появляется чудо Солнечной системы – Юпитер. Затем, почти как на фотобумаге, проявляются звезды. Повсюду в траве начинается шумная жизнь ночных насекомых. В окнах усадеб зажигается свет. Людей в окрестностях мало, но те, которые есть, живут богато и могут позволить собственный генератор.

– А ты не ошибся? – ерзает Борман. Он устал сидеть на земле, встает и начинает расхаживать кругами. – Не хочется мне провести здесь ночь, а утром плестись обратно.

– Не зуди. Сказали, будут – значит, будут. Наши обещаниями не бросаются. А если не прилетят, значит, случилось что-то серьезное. Но вероятность этого низкая.