— Потому что вам следовало прострелить ей башку, — огрызнулся Редферн. — Пока вы будете панькаться с ними со своим милосердием, законностью и справедливостью… Ага! — он опустился на колено перед цепочкой узких следов в снегу. — Вот и она.
— Почему Эдмур?
— Потому что создавший ее провал здесь, — Энджел кивнул на руины, и комиссар неожиданно осознал, что в паре ярдов от них тянется полотно железной дороги. В горле мигом пересохло.
— Этот провал на ту сторону… он же там, внизу, да? — с запинкой уточнил он.
— Да, — сухо сказал Энджел. — В расколе, под землей.
Он поднял воротник и пошел по следу Полины Дефо.
— А это не опасно? — быстро спросил Бреннон; пироман насмешливо на него покосился. — Я имею в виду, она не станет сильнее, когда окажется поблизости?
— Нет. Поблизости от этой дряни она будет испытывать только панический ужас.
Бреннон поразмыслил над этим, не отставая от пиромана, и нашел логическую дыру:
— С чего вы взяли? Может, это вы испытываете панический ужас перед тем порталом, который превратил вас в… гхм… мда. А она–то может еще и обрадуется.
— Нет, — отрезал Энджел. — Не лезьте со своим дремучим невежеством в вопросы, в которых ничерта не смыслите.
— Так просветите меня. Озарите, так сказать, светом мудрости и знаний тьму невежества.
Редферн остро на него взглянул:
— Вы что, цитируете Эммерсона? Где вы этого набрались?
— Книжку прочел, — фыркнул комиссар. — Одну, а то и две. Или три. Названия вспомнить?
Пироман помолчал, раздумывая над ответом.
— Это как магнит, — наконец неохотно сказал он. — Часть его осталась внутри, — он коснулся пальцами груди, — и большой магнит притягивает вас с непреодолимой силой. Но чем вы ближе, тем глубже и сильнее ваш ужас, потому что… — Энджел коротко вздохнул. — Вы поймете, когда окажетесь рядом. А тот, кто прошел через облучение, чувствует это втрое острее.
— У вас тоже так? — спросил Бреннон. Пироман хмуро кивнул. — Вы сказали, что магический ток вышел у нее через горло, повредив его. А вы… у вас…
— Есть два рубца, — буркнул Энджел. — Справа внизу живота и под левой лопаткой. Но у меня никаких внутренних повреждений не осталось.
— Почему?